Page 33 - В дурном обществе

— Не верю ни одному слову… Что вам надо от этих людей? Где доказательства?..
Словесных доносов я не слушаю, а письменный вы обязаны доказать… Молчать! это уж мое
дело… Не желаю и слушать.

Наконец он так решительно отстранил Януша, что тот не посмел более надоедать ему; отец
повернул в боковую аллею, а я побежал к калитке.

Я сильно недолюбливал старого филина из замка, и теперь сердце мое дрогнуло
предчувствием. Я понял, что подслушанный мною разговор относился к моим друзьям и, быть
может, также ко мне.

Тыбурций, которому я рассказал об этом случае, скорчил ужасную гримасу:

— У-уф, малый, какая это неприятная новость!.. О, проклятая старая гиена.

— Отец его прогнал, — заметил я в виде утешения.

— Твой отец, малый, самый лучший из всех судей, начиная от царя Соломона… Однако
знаешь ли ты, что такое curriculum vitae?[15] Не знаешь, конечно. Ну, а формулярный список
знаешь? Ну, вот видишь ли: curriculum vitae — это есть формулярный список человека, не
служившего в уездном суде… И если только старый сыч кое-что пронюхал и сможет
доставить твоему отцу мой список, то… ах, клянусь богородицей, не желал бы я попасть к
судье в лапы!..

— Разве он… злой? — спросил я, вспомнив отзыв Валека.

— Нет, нет, малый! Храни тебя бог подумать это об отце. У твоего отца есть сердце, он знает
много… Быть может, он уже знает всё, что может сказать ему Януш, но он молчит; он не
считает нужным травить старого беззубого зверя в его последней берлоге… Но, малый, как
бы тебе объяснить это? Твой отец служит господину, которого имя — закон. У него есть глаза
и сердце только до тех пор, пока закон спит себе на полках; когда же этот господин сойдет
оттуда и скажет твоему отцу: «А ну-ка, судья, не взяться ли нам за Тыбурция Драба или как
там его зовут?» — с этого момента судья тотчас запирает свое сердце на ключ, и тогда у
судьи такие твердые лапы, что скорее мир повернется в другую сторону, чем пан Тыбурций
вывернется из его рук… Понимаешь ты, малый?.. И за это я и все еще больше уважаем
твоего отца, потому что он верный слуга своего господина, а такие люди редки. Будь у закона
все такие слуги, он мог бы спать себе спокойно на своих полках и никогда не просыпаться…
Вся беда моя в том, что у меня с законом вышла когда-то, давно уже, некоторая суспиция…
то есть, понимаешь, неожиданная ссора… ах, малый, очень это была крупная ссора!

С этими словами Тыбурций встал, взял на руки Марусю и, отойдя с нею в дальний угол, стал
целовать ее, прижимаясь своею безобразной головой к ее маленькой груди. А я остался на
месте и долго стоял в одном положении под впечатлением странных речей странного
человека. Несмотря на причудливые и непонятные обороты, я отлично схватил сущность
того, что говорил об отце Тыбурций, и фигура отца в моем представлении еще выросла,
облеклась ореолом грозной, но симпатичной силы и даже какого-то величия. Но вместе с тем
усиливалось и другое, горькое чувство…

«Вот он какой, — думалось мне, — но всё же он меня не любит».

IX. Кукла

Ясные дни миновали, и Марусе опять стало хуже. На все наши ухищрения, с целью занять ее,

Page 33/41