Page 73 - Евпатий Коловрат

что в местных деревнях чёрных жрецов и их молелен не было. Вообще. При этом из лесу и
даже от города пахло неосквернёнными обоо. Потом их обязательно надо будет уничтожить.
Их, и тех, кто их строил и сохранял. А пока Нишань-Удаган досыта напьётся их силы для
авдала.

И вот настал рассчитанный ею день. Рядом ещё лезли на деревянные стены урусутской
твердыни нескончаемым муравьиным потоком цэреги — Нишань-Удаган, не стесняясь,
зачерпнула полной горстью и оттуда, из потока смерти, боли, гнева, страха и непрожитого, —
а вокруг юрты старшей шаманки выстроились жертвенные шесты-зухэли с головами и
шкурами животных и пленников. В самой юрте было совершенно темно, только искорки кадил
поблёскивали во тьме, иногда падая на амулеты шаманки, на её рогатый венец-майхабшу, на
нефритовое зерцало-толи. Уже были принесены молитвы и жертвы Матери-Земле и
Отцу-Небу и тенгриям Четырёх Сторон, и младшие шаманы били в бубны, сидя вокруг, а
закрывшая глаза Нишань-Удаган слышала грохот копыт скакуна, несущего её по ветвям
Вечного Древа Тоороо, туда, где светил звездой лаз-орох в её собственный рай, её и Его —
Хам Богдо Дайн Дерхе.

Она выбежала в свой маленький мир, в свой онгон хирбее дайда. Здесь озеро Хубсугул
уходило другим краем в небо, здесь синели горы Тану-Ула — так же, как над озером Хубсугул
в мире людей. Но здесь не было каменной бабы, изображающей Хам Богдо Дайн Дерхе — её
удха, её наставника, хранителя и любовника — или любовницы, глядя по настроению, её
могучего онгона. Зачем? Он жил здесь сам. Он встречал её, смеясь, на серо-белом
жеребце… и любые заботы и тревоги, любое незнание уходило прочь. Ибо воистину нет
заклинания могущественнее, чем «Хоёр сагай нэгэндэ»! — «Двое становятся одним».

Нишань-Удаган недоумённо огляделась. Вот он, её онгон хирбее дайда, но где удха — его и
её владыка?! Где Дайн Дерхе? Отчего не встречает её?

Странные ритмичные шлепки донеслись до её слуха. Мало походили они на касание озёрной
волны о песчаный берег, ещё меньше — на поступь серо-белого жеребца по песку.

Она повернулась… и подавилась вдохом.

Рядом с озером Хубсугул на кочке рядом с лужей сидел старик. Волосы, собранные в косу,
возвышались, будто острая шапка, рогатый посох лежал на плече, косматая шкура — на
другом, а на ладони он подкидывал камень. Маленький чёрный камушек.

Вот только кочка, на которой он сидел, была вершиной Хулгуйюн. Лужа — заливом озера. А
камушек, что, взлетев, так звонко шлёпался о его ладонь, был…

Ей захотелось кричать. Только воздух вдохнуть не получалось.

Это была каменная баба. Та самая каменная баба, бывшая телом Дайн Дерхе в мире людей.

Раньше — только в мире людей.

И тут она узнал старика.

Река Долбор, что девять небес с землёю и преисподними Эрлига соединяет, на седую голову
Его изливалась. В косе его, на голове в колпак уложенной, месяц рогом запутался.

Десять тысяч шаманов вызов Ему бросили. Десять тысяч шаманов Он переплясал. Десять
тысяч шаманов на Него разгневались, десять тысяч шаманов тигра великого сотворили,
чтобы разорвал Его, — Он же шкуру тигра содрал и накидкою себе сделал. Десять тысяч
шаманов змею великую сотворили, чтоб пожрала Его — Он из той змеи шейный обруч себе
сделал. Десять тысяч шаманов оленя на Него наслали, чтобы на рога Его поднял, — Он

Page 73/125