Page 75 - Евпатий Коловрат

не как лю-д-ди…

И впрямь, из юрты шаманки доносилось какое-то нелюдское лопотание, не похожее ни на
один из языков, ведомых Найме, а в орде нашлось бы немного людей, с кем он не смог бы
поговорить на его родном наречии. И ещё оттуда пахло гарью. И доносились странные
валкие шаги — слишком частые для человека…

— Огня мне, — потребовал сын Пса-Людоеда, облизывая пересохшие губы. Один из нукеров,
вынув из седельной сумы факел, ткнул его в ещё тлеющий рядом с юртой костёр.

— Ядгар, окружить юрту. Чарха с десятком, за мной.

В темноте факел вылавливал какие-то смутные шевеления. Стояла чудовищная гарь, евшая
глаза и глотки. Кожаные доспехи чёрных нукеров отчаянно скрипели на каждом шаге.
Сжавший челюсти, старающийся дышать через раз Найма в душе возносил отчаянные
молитвы Священному Воителю и онгону-Джихангиру. Когда на свет факела в руке тысячника
вынырнула к подолу чёрного чапана какая-то жуткая белесая харя с пустыми глазами,
жующая бессвязицу «удевюлбюля… бакуба… шалямяся упак… бушва…», Найма чуть не
полоснул её саблей. Однако успел признать одну из учениц Нишань-Удаган — и остановил
клинок. Ещё утром она была надменной красавицей с чёрными волосами. Сейчас белое, как
яичная скорлупа, лицо таращилось на Найму, пуская на пол вязкую струйку слюны и тряся
седыми космами. Ещё несколько голосов бормотало такую же чушь в темноте.

— Это Урмай-Гохон, любимая ученица госпожи Нишань, — на всхлипе пояснил колдунёнок,
который, оказывается, полез вслед за ними в юрту наставницы.

Бывшая шаманка ухватилась за подол чёрного чапана, и Найме пришлось с величайшей
осторожностью, перехватив клинок сабли зубами, высвобождаться из её пальцев. Рубить, вот
жалость, было нельзя — сумасшедшие, они что шаманы, под духами ходят. Всё же полстраха
долой — по юрте шаманки ползали на четвереньках и бормотали её бывшие ученики, седые,
пустоглазые — но всё же только люди, а не неведомые порожденья урусутской ворожбы.
Найма продвинулся ещё вперёд, гарь усилилась пуще прежнего, и увидал лежащую на спине
Нишань-Удаган с разинутым, будто в крике, ртом. Рука со скрюченными пальцами замерла на
полпути к ожерелью.

— Госпожа! Госпожа Нишань-Удаган! — окликнул он, нагибаясь над нею с факелом и готовый
в любой миг отпрянуть. — Госпожа слышит меня?!

Наверное, слишком громко окликнул.

От губы шаманки отвалился кусок и упал внутрь распахнутого рта. Треснули и стали
осыпаться серым порошком зубы. Отвалился и покатился по одеянию, рассыпаясь, палец. В
следующее мгновение края рта потекли в глубь него струйками тончайшей, словно пыль,
сухой золы.

Глава 4

Чурыня

И едва поймали татары из полка Еупатьева пять человек воинских, изнемогших от великих
ран.

Page 75/125