Page 79 - Евпатий Коловрат

голос звук Навьего слова:

— Живо!

— Страшный ты, дядька, — сонным голосом осудила из шубы Ранька. — А мамка? Мамка к
нам придёт?

— Спи уже… — проворчал вслед развернувшему коня Верешко Чурыня. — Увидишься ещё
со своей мамкой…

«Там, где все будем… хотя не все. Нам-то туда теперь путь заказан. А ты с мамкой точно там
будешь. Должна ж хоть у Богов справедливость быть».

Вскоре перестук копыт Верешкова скакуна стих в ночи.

Чурыня остался со сторонниками. С живыми.

Живые начали прибиваться к их войску ещё в Резанской земле. Началось всё тем, что они
находили на своём пути еду для себя и коней. На снегу лежали невышитые полотна, на них
стояли еда и питьё — в посуде без резных или писаных узоров, вокруг — коробы с зерном и
сеном, и всё это было припорошено пеплом. По следам было видно, что принесшие всё это
люди пришли из леса и ушли в лес — пятясь. Глуздырь, бывший Аникей, для забавы съездил
до леса и увидел, что там люди всё же начали ходить лицом вперёд — до места, где лежали
лыжи, на которых они пришли и ушли.

— Ну и чего для такое городить? — ворчливо спросил Догада, стряхивая пепел с
подмёрзшего курника.

— Не уразумел, что ли? — глухо вздохнул Сивоус. — Молодо-зелено… Как навьим в банях на
страстной четверг накрывают, знаешь? На простынях, да пеплом сыплют.

— Так то навьим… — отозвался Головня, жуя.

— А мы-то, дурья башка, теперь кто?

Рык Сивоуса прокатился над холмом, где они остановились съесть трапезу. Головня застыл,
недожевав, иные не донесли рук до рта.

А и то…

Кто они? Кто они после того, как их головы побывали на кольях, после того, как на кости
наросла новой плотью боль и обида родной земли? Кто они, принявшие в себя непрожитое?
Навьим называют того, кто ходит по земле после того, как умер. А сколько раз они умирали в
котле Хозяина?

А на скатерках-то — курники, кутья, блины да кисель… поминальная страва… Накрывавший
считал их мертвецами. А они сами? А они сами подъехали и стали есть без единой мысли,
что странная трапеза на безлюдной лесной окраине могла быть накрыта не для них.

От таких мыслей кусок подлинно не лез в горло. Тем паче что к рассвету клонило в сон, и
тело само, повинуясь неведомой силе, норовило забиться в тень. Навьи. Ночная нежить.

Через ночь вновь наткнулись на накрытый для трапезы взгорбок — как только угадывали
лесные доброхоты, куда они едут? Впрочем, тут же всё и выяснилось. На сей раз их ждали
люди. Трое парней-лесовиков в стёганых тулупах и меховых колпаках стояли в стороне от
засыпанной пеплом трапезы. По всему было видно, что молодые — у двоих ещё и ус не
пробился — парни собрались на нешуточное дело — на плечах покоились охотничьи

Page 79/125