Page 135 - Преступление и наказание

заметьте. В этом только смысле я и говорю в моей статье об их праве на преступление. (Вы
припомните, у нас ведь с юридического вопроса началось). Впрочем, тревожиться много
нечего: масса никогда почти не признает за ними этого права, казнит их и вешает (более или
менее) и тем, совершенно справедливо, исполняет консервативное свое назначение, с тем,
однако ж, что в следующих поколениях эта же масса ставит казненных на пьедестал и им
поклоняется (более или менее). Первый разряд всегда — господин настоящего, второй
разряд — господин будущего. Первые сохраняют мир и приумножают его численно; вторые
двигают мир и ведут его к цели. И те, и другие имеют совершенно одинаковое право
существовать. Одним словом, у меня все равносильное право имеют, и — vive la guerre
eternelle,104— до Нового Иерусалима, разумеется!
— Так вы все-таки верите же в Новый Иерусалим?105
— Верую, — твердо отвечал Раскольников; говоря это и в продолжение всей длинной
тирады своей, он смотрел в землю, выбрав себе точку на ковре.
— И-и-и в бога веруете? Извините, что так любопытствую.
— Верую, — повторил Раскольников, поднимая глаза на Порфирия.
— И-и в воскресение Лазаря веруете?
— Ве-верую. Зачем вам всё это?
— Буквально веруете?
— Буквально.
— Вот как-с… так полюбопытствовал. Извините-с. Но позвольте, — обращаюсь к
давешнему, — ведь их не всегда же казнят; иные напротив…
— Торжествуют при жизни? О да, иные достигают и при жизни, и тогда…
— Сами начинают казнить?
— Если надо и, знаете, даже большею частию. Вообще замечание ваше остроумно.
— Благодарю-с. Но вот что скажите: чем же бы отличить этих необыкновенных-то от
обыкновенных? При рождении, что ль, знаки такие есть? Я в том смысле, что тут надо бы
поболее точности, так сказать, более наружной определенности: извините во мне
естественное беспокойство практического и благонамеренного человека, но нельзя ли тут
одежду, например, особую завести, носить что-нибудь, клеймы там, что ли, какие?.. Потому,
согласитесь, если произойдет путаница и один из одного разряда вообразит, что он
принадлежит к другому разряду, и начнет «устранять все препятствия», как вы весьма
счастливо выразились, так ведь тут…
— О, это весьма часто бывает! Это замечание ваше еще даже остроумнее давешнего…
— Благодарю-с…
— Не стоит-с; но примите в соображение, что ошибка возможна ведь только со
стороны первого разряда, то есть «обыкновенных» людей (как я, может быть очень неудачно,
их назвал). Несмотря на врожденную склонность их к послушанию, по некоторой игривости
природы, в которой не отказано даже и корове, весьма многие из них любят воображать себя
передовыми людьми, «разрушителями» и лезть в «новое слово», и это совершенно искренно-
с. Действительно же новых они в то же время весьма часто не замечают и даже презирают,
как отсталых и унизительно думающих людей. Но, по-моему, тут не может быть
значительной опасности, и вам, право, нечего беспокоиться, потому что они никогда далеко
не шагают. За увлечение, конечно, их можно иногда бы посечь, чтобы напомнить им свое
место, но не более; тут и исполнителя даже не надо: они сами себя посекут, потому что очень
благонравны; иные друг дружке эту услугу оказывают, а другие сами себя
собственноручно… Покаяния разные публичные при сем на себя налагают, — выходит
красиво и назидательно, одним словом, вам беспокоиться нечего… Такой закон есть.
— Ну, по крайней мере с этой стороны, вы меня хоть несколько успокоили; но вот ведь
опять беда-с: скажите, пожалуйста, много ли таких людей, которые других-то резать право
имеют, «необыкновенных-то» этих? Я, конечно, готов преклониться, но ведь согласитесь,
жутко-с, если уж очень-то много их будет, а?
— О, не беспокойтесь и в этом, — тем же тоном продолжал Раскольников. — Вообще