Page 136 - Преступление и наказание

людей с новою мыслию, даже чуть-чуть только способных сказать хоть что-нибудь новое ,
необыкновенно мало рождается, даже до странности мало. Ясно только одно, что порядок
зарождения людей, всех этих разрядов и подразделений, должно быть, весьма верно и точно
определен каким-нибудь законом природы. Закон этот, разумеется, теперь неизвестен, но я
верю, что он существует и впоследствии может стать и известным. Огромная масса людей,
материал, для того только и существует на свете, чтобы наконец, чрез какое-то усилие,
каким-то таинственным до сих пор процессом, посредством какого-нибудь перекрещивания
родов и пород, понатужиться и породить наконец на свет, ну хоть из тысячи одного, хотя
сколько-нибудь самостоятельного человека. Еще с более широкою самостоятельностию
рождается, может быть, из десяти тысяч один (я говорю примерно, наглядно). Еще с более
широкою — из ста тысяч один. Гениальные люди — из миллионов, а великие гении,
завершители человечества, — может быть, по истечении многих тысячей миллионов людей
на земле. Одним словом, в реторту, в которой всё это происходит, я не заглядывал. Но
определенный закон непременно есть и должен быть; тут не может быть случая.
— Да что вы оба, шутите, что ль? — вскричал наконец Разумихин. — Морочите вы
друг друга иль нет? Сидят и один над другим подшучивают! Ты серьезно, Родя?
Раскольников молча поднял на него свое бледное и почти грустное лицо и ничего не
ответил. И странною показалась Разумихину, рядом с этим тихим и грустным лицом,
нескрываемая, навязчивая, раздражительная и невежливая язвительность Порфирия.
— Ну, брат, если действительно это серьезно, то… Ты, конечно, прав, говоря, что это
не ново и похоже на всё, что мы тысячу раз читали и слышали; но что действительно
оригинально во всем этом, — и действительно принадлежит одному тебе, к моему ужасу, —
это то, что все-таки кровь по совести разрешаешь, и, извини меня, с таким фанатизмом
даже… В этом, стало быть, и главная мысль твоей статьи заключается. Ведь это разрешение
крови по совести , это… это, по-моему, страшнее, чем бы официальное разрешение кровь
проливать, законное…
— Совершенно справедливо, — страшнее-с, — отозвался Порфирий.
— Нет, ты как-нибудь да увлекся! Тут ошибка. Я прочту… Ты увлекся! Ты не можешь
так думать… Прочту.
— В статье всего этого нет, там только намеки, — проговорил Раскольников.
— Так-с, так-с, — не сиделось Порфирию, — мне почти стало ясно теперь, как вы на
преступление изволите смотреть-с, но… уж извините меня за мою назойливость (беспокою
уж очень вас, самому совестно!) — видите ли-с: успокоили вы меня давеча очень-с насчет
ошибочных-то случаев смешения обоих разрядов, но… меня всё тут практические разные
случаи опять беспокоят! Ну как иной какой-нибудь муж, али юноша, вообразит, что он
Ликург али Магомет… — будущий, разумеется, — да и давай устранять к тому все
препятствия… Предстоит, дескать, далекий поход, а в поход деньги нужны… ну и начнет
добывать себе для похода… знаете?
Заметов вдруг фыркнул из своего угла. Раскольников даже глаз на него не поднял.
— Я должен согласиться, — спокойно отвечал он, — что такие случаи действительно
должны быть. Глупенькие и тщеславные особенно на эту удочку попадаются; молодежь в
особенности.
— Вот видите-с. Ну так как же-с?
— Да и так же, — усмехнулся Раскольников, — не я в этом виноват. Так есть и будет
всегда. Вот он (он кивнул на Разумихина) говорил сейчас, что я кровь разрешаю. Так что же?
Общество ведь слишком обеспечено ссылками, тюрьмами, судебными следователями,
каторгами, — чего же беспокоиться? И ищите вора!..
— Ну, а коль сыщем?
— Туда ему и дорога.
— Вы-таки логичны. Ну-с, а насчет его совести-то?
— Да какое вам до нее дело?
— Да так уж, по гуманности-с.