Page 212 - Преступление и наказание
P. 212

Она  не  выдержала  и  вдруг  горько  заплакала.  В  мрачной  тоске  смотрел  он  на  нее.
               Прошло минут пять.
                     — А  ведь  ты  права,  Соня, —  тихо  проговорил  он  наконец.  Он  вдруг  переменился;
               выделанно-нахальный и бессильно-вызывающий тон его исчез. Даже голос вдруг ослабел. —
               Сам же я тебе сказал вчера, что не прощения приду просить, а почти тем вот и начал, что
               прощения  прошу…  Это  я  про  Лужина  и  промысл  для  себя  говорил…  Я  это  прощения
               просил, Соня…
                     Он  хотел  было  улыбнуться,  но  что-то  бессильное  и  недоконченное  сказалось  в  его
               бледной улыбке. Он склонил голову и закрыл руками лицо.
                     И вдруг странное, неожиданное ощущение какой-то едкой ненависти к Соне прошло по
               его сердцу. Как бы удивясь и испугавшись сам этого ощущения, он вдруг поднял голову  и
               пристально  поглядел  на  нее;  но  он  встретил  на  себе  беспокойный  и  до  муки  заботливый
               взгляд ее; тут была любовь; ненависть его исчезла, как призрак. Это было не то; он принял
               одно чувство за другое. Это только значило, что та минута пришла.
                     Опять  он  закрыл  руками  лицо  и  склонил  вниз  голову.  Вдруг  он  побледнел,  встал  со
               стула, посмотрел на Соню и, ничего не выговорив, пересел машинально на ее постель.
                     Эта минута была ужасно похожа, в его ощущении, на ту, когда он стоял за старухой,
               уже высвободив из петли топор, и почувствовал, что уже «ни мгновения нельзя было терять
               более».
                     — Что с вами? — спросила Соня, ужасно оробевшая.
                     Он ничего не мог выговорить. Он совсем, совсем не так предполагал объявить и сам не
               понимал того, что теперь с ним делалось. Она тихо подошла к нему, села на постель подле и
               ждала, не сводя с него глаз. Сердце ее стучало и замирало. Стало невыносимо: он обернул к
               ней  мертво-бледное  лицо  свое;  губы  его  бессильно  кривились,  усиливаясь  что-то
               выговорить. Ужас прошел по сердцу Сони.
                     — Что с вами? — повторила она, слегка от него отстраняясь.
                     — Ничего, Соня. Не пугайся… Вздор! Право, если рассудить, — вздор, — бормотал он
               с видом себя не помнящего человека в бреду. — Зачем только тебя-то я пришел мучить? —
               прибавил он вдруг, смотря на нее. — Право. Зачем? Я всё задаю себе этот вопрос, Соня…
                     Он, может быть, и задавал себе этот вопрос четверть часа назад, но теперь проговорил в
               полном бессилии, едва себя сознавая и ощущая беспрерывную дрожь во всем своем теле.
                     — Ох, как вы мучаетесь! — с страданием произнесла она, вглядываясь в него.
                     — Всё  вздор!..  Вот  что,  Соня  (он  вдруг  отчего-то  улыбнулся,  как-то  бледно  и
               бессильно, секунды на две), — помнишь ты, что я вчера хотел тебе сказать?
                     Соня беспокойно ждала.
                     — Я сказал,  уходя, что, может  быть, прощаюсь с  тобой навсегда,  но что  если приду
               сегодня, то скажу тебе… кто убил Лизавету.
                     Она вдруг задрожала всем телом.
                     — Ну так вот, я и пришел сказать.
                     — Так  вы  это  в  самом  деле  вчера…  —  с  трудом  прошептала  она, —  почему  ж  вы
               знаете? — быстро спросила она, как будто вдруг опомнившись.
                     Соня начала дышать с трудом. Лицо становилось всё бледнее и бледнее.
                     — Знаю.
                     Она помолчала с минуту.
                     — Нашли, что ли, его? — робко спросила она.
                     — Нет, не нашли.
                     — Так как же вы про это знаете? — опять чуть слышно спросила она, и опять почти
               после минутного молчания.
                     Он обернулся к ней и пристально-пристально посмотрел на нее.
                     — Угадай, — проговорил он с прежнею искривленною и бессильною улыбкой.
                     Точно конвульсии пробежали по всему ее телу.
                     — Да вы… меня… что же вы меня так… пугаете? — проговорила она, улыбаясь как
   207   208   209   210   211   212   213   214   215   216   217