Page 213 - Преступление и наказание
P. 213
ребенок.
— Стало быть, я с ним приятель большой… коли знаю, — продолжал Раскольников,
неотступно продолжая смотреть в ее лицо, точно уже был не в силах отвести глаз, — он
Лизавету эту… убить не хотел… Он ее… убил нечаянно… Он старуху убить хотел… когда
она была одна… и пришел… А тут вошла Лизавета… Он тут… и ее убил.
Прошла еще ужасная минута. Оба всё глядели друг на друга.
— Так не можешь угадать-то? — спросил он вдруг, с тем ощущением, как бы бросался
вниз с колокольни.
— Н-нет, — чуть слышно прошептала Соня.
— Погляди-ка хорошенько.
И как только он сказал это, опять одно прежнее, знакомое ощущение оледенило вдруг
его душу: он смотрел на нее и вдруг, в ее лице, как бы увидел лицо Лизаветы. Он ярко
запомнил выражение лица Лизаветы, когда он приближался к ней тогда с топором, а она
отходила от него к стене, выставив вперед руку, с совершенно детским испугом в лице, точь-
в-точь как маленькие дети, когда они вдруг начинают чего-нибудь пугаться, смотрят
неподвижно и беспокойно на пугающий их предмет, отстраняются назад и, протягивая
вперед ручонку, готовятся заплакать. Почти то же самое случилось теперь и с Соней: так же
бессильно, с тем же испугом, смотрела она на него несколько времени и вдруг, выставив
вперед левую руку, слегка, чуть-чуть, уперлась ему пальцами в грудь и медленно стала
подниматься с кровати, всё более и более от него отстраняясь, и всё неподвижнее становился
ее взгляд на него. Ужас ее вдруг сообщился и ему: точно такой же испуг показался и в его
лице, точно так же и он стал смотреть на нее, и почти даже с тою же детскою улыбкой.
— Угадала? — прошептал он наконец.
— Господи! — вырвался ужасный вопль из груди ее. Бессильно упала она на постель,
лицом в подушки. Но через мгновение быстро приподнялась, быстро придвинулась к нему,
схватила его за обе руки и, крепко сжимая их, как в тисках, тонкими своими пальцами, стала
опять неподвижно, точно приклеившись, смотреть в его лицо. Этим последним, отчаянным
взглядом она хотела высмотреть и уловить хоть какую-нибудь последнюю себе надежду. Но
надежды не было; сомнения не оставалось никакого; всё было так ! Даже потом,
впоследствии, когда она припоминала эту минуту, ей становилось и странно, и чудно:
почему именно она так сразу увидела тогда, что нет уже никаких сомнений? Ведь не могла
же она сказать, например, что она что-нибудь в этом роде предчувствовала? А между тем,
теперь, только что он сказал ей это, ей вдруг и показалось, что и действительно она как будто
это самое и предчувствовала.
— Полно, Соня, довольно! Не мучь меня! — страдальчески попросил он.
Он совсем, совсем не так думал открыть ей, но вышло так.
Как бы себя не помня, она вскочила и, ломая руки, дошла до средины комнаты; но
быстро воротилась и села опять подле него, почти прикасаясь к нему плечом к плечу. Вдруг,
точно пронзенная, она вздрогнула, вскрикнула и бросилась, сама не зная для чего, перед ним
на колени.
— Что вы, что вы это над собой сделали! — отчаянно проговорила она и, вскочив с
колен, бросилась ему на шею, обняла его и крепко-крепко сжала его руками.
Раскольников отшатнулся и с грустною улыбкой посмотрел на нее:
— Странная какая ты, Соня, — обнимаешь и целуешь, когда я тебе сказал про это.
Себя ты не помнишь.
— Нет, нет тебя несчастнее никого теперь в целом свете! — воскликнула она, как в
исступлении, не слыхав его замечания, и вдруг заплакала навзрыд, как в истерике.
Давно уже незнакомое ему чувство волной хлынуло в его душу и разом размягчило ее.
Он не сопротивлялся ему: две слезы выкатились из его глаз и повисли на ресницах.
— Так не оставишь меня, Соня? — говорил он, чуть не с надеждой смотря на нее.
— Нет, нет; никогда и нигде! — вскрикнула Соня, — за тобой пойду, всюду пойду! О
господи!.. Ох, я несчастная!.. И зачем, зачем я тебя прежде не знала! Зачем ты прежде не