Page 11 - Рассказы. Повести. Пьесы

проявлением жестокости его буржуазно-прогрессистских воззрений, а в более широком
плане — той жестокости и несправедливости, которую повседневно наблюдает и ощущает в
своем родном городе Мисаил Полознев. Не удивительно, что однажды и губернатор, и
жандармы, стоящие на страже существующих порядков, и мясник Прокопий, убежденный,
что всяк должен знать свое место, и Благово с его философствованиями сливаются в
сознании Мисаила воедино с залитой кровью городской бойней, на которой он побывал
как-то вместе с мясником.
В рассказе «Студент» Чехов с предельной лаконичностью определил свой взгляд на
сущность человеческой жизни. Студент Великопольский, возвращаясь с охоты, остановился
у костра и рассказал двум крестьянкам евангельскую легенду. Героя поразило, как
взволновала неграмотных женщин нравственная сущность далеких легендарных событий.
Только что он был полой тяжелых мыслей об окружающей его нищете и тьме и был
убежден, что так было и много веков назад. Но теперь он приходит к выводу, «… что правда
и красота… продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли
главное в человеческой жизни и вообще на земле»… «Прошлое, — думал он, — связано с
настоящим непрерывною цепью событий, вытекающих одно из другого. И ему казалось, что
он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой».
Убеждение в том, что правда и красота нерасторжимы, является характернейшей
особенностью всего творчества писателя. Существенно, однако, что чеховское
представление о правде определялось в первую очередь его пониманием справедливости в
отношениях между людьми в их личной и общественной жизни. В девяностые годы в этом
единстве личных и общественных отношений проблема гражданственного облика человека,
осознания им своего общественно-исторического долга приобретает все большее, а, в
конечном счете и решающее значение. Вместе с тем непрерывно обогащается и само понятие
об общественно-исторической миссии человека. Все это приводит к существенному
пересмотру того традиционного представления о человеческом счастье, которому и сам
писатель отдал дань во второй половине восьмидесятых годов.
В 1886 году был опубликован рассказ Чехова «Любовь». Герой рассказа влюбился,
сделал предложение и теперь женат. Его жена примитивнейшее и ограниченнейшее
существо, другие члены семьи, в которую он попадает после свадьбы, и того непригляднее.
Герой понимает это, но он любит свою жену и поэтому прощает ей и ее родным все.
Прощает и чувствует себя по-настоящему счастливым человеком. «Мотивы такого
всепрощения, — признается он, — сидят в моей любви к Саше, а где мотивы самой любви —
право, но знаю». В 1889 году была напечатана первая часть рассказа «Учитель словесности»,
написанная по той же сюжетной схеме и в том же духе. Речь шла здесь о том, как Никитин
влюбился в Манюсю Шелестову и как сделал ей предложение. Дом Шелестовых тоже весьма
непригляден, но герой любит, счастлив, и все ему кажется чудесным и прекрасным. «Ну,
дом! — думал Никитин… — Дом, в котором стонут одни только египетские голуби, да и те
потому, что иначе не могут выражать своей радости!»
Проходит пять лет. В 1894 году Чехов пишет вторую главу рассказа. Начало новой
главы — кульминация счастья героя. Он признается, что раньше, когда был студентом и жил
в бедных номерах на Неглинном, счастье казалось ему недосягаемым, возможным лишь в
романах, а вот теперь он испытывал это счастье, «… на самом деле, казалось, брал его
руками». Герой горд своим счастьем. «Я верю в то, — говорит он жене, — что человек есть
творец своего счастья, и теперь я беру именно то, что сам создал». Вскоре, однако, наступает
похмелье. Пустяковые, казалось бы, происшествия заставляют его по-новому взглянуть и на
свое «счастье», и на себя, и на свою супругу, и на свой дом. Теперь он думал, «что, кроме
мягкого лампадного света, улыбающегося тихому семейному счастью, кроме этого мирка, в
котором так спокойно и сладко живется ему и вот этому коту, есть ведь еще другой мир… И
ему страстно, до тоски вдруг захотелось в этот другой мир, чтобы самому работать
где-нибудь на заводе или в большой мастерской, говорить с кафедры, сочинять, печатать,
шуметь, утомляться, страдать… Ему захотелось чего-нибудь такого, что захватило бы его до