Page 147 - Рассказы. Повести. Пьесы

чтобы часто появляться в новых платьях и поражать своими нарядами, ей и ее портнихе
приходилось пускаться на хитрости. Очень часто из старого перекрашенного платья, из
ничего не стоящих кусочков тюля, кружев, плюша и шелка выходили просто чудеса, нечто
обворожительное, не платье, а мечта. От портнихи Ольга Ивановна обыкновенно ехала к
какой-нибудь знакомой актрисе, чтобы узнать театральные новости и кстати похлопотать
насчет билета к первому представлению новой пьесы или к бенефису. От актрисы нужно
было ехать в мастерскую художника или на картинную выставку, потом к кому-нибудь из
знаменитостей — приглашать к себе, или отдать визит, или просто поболтать. И везде ее
встречали весело и дружелюбно и уверяли ее, что она хорошая, милая, редкая… Те, которых
она называла знаменитыми и великими, принимали ее, как свою, как ровню, и пророчили ей
в один голос, что при ее талантах, вкусе и уме, если она не разбросается, выйдет большой
толк. Она пела, играла на рояли, писала красками, лепила, участвовала в любительских
спектаклях, но всё это не как-нибудь, а с талантом; делала ли она фонарики для
иллюминации, рядилась ли, завязывала ли кому галстук — всё у нее выходило
необыкновенно художественно, грациозно и мило. Но ни в чем ее талантливость не
сказывалась так ярко, как в ее уменье быстро знакомиться и коротко сходиться с
знаменитыми людьми. Стоило кому-нибудь прославиться хоть немножко и заставить о себе
говорить, как она уж знакомилась с ним, в тот же день дружилась и приглашала к себе.
Всякое новое знакомство было для нее сущим праздником. Она боготворила знаменитых
людей, гордилась ими и каждую ночь видела их во сне. Она жаждала их и никак не могла
утолить своей жажды. Старые уходили и забывались, приходили на смену им новые, но и к
этим она скоро привыкала или разочаровывалась в них и начинала жадно искать новых и
новых великих людей, находила и опять искала. Для чего?
В пятом часу она обедала дома с мужем. Его простота, здравый смысл и добродушие
приводили ее в умиление и восторг. Она то и дело вскакивала, порывисто обнимала его
голову и осыпала ее поцелуями.
— Ты, Дымов, умный, благородный человек, — говорила она, — но у тебя есть один
очень важный недостаток. Ты совсем не интересуешься искусством. Ты отрицаешь и музыку,
и живопись.
— Я не понимаю их, — говорил он кротко. — Я всю жизнь занимался естественными
науками и медициной, и мне некогда было интересоваться искусствами.
— Но ведь это ужасно, Дымов!
— Почему же? Твои знакомые не знают естественных наук и медицины, однако же ты
не ставишь им этого в упрек. У каждого свое. Я не понимаю пейзажей и опер, но думаю так:
если одни умные люди посвящают им всю свою жизнь, а другие умные люди платят за них
громадные деньги, то, значит, они нужны. Я не понимаю, но не понимать не значит отрицать.
— Дай, я пожму твою честную руку!
После обеда Ольга Ивановна ехала к знакомым, потом в театр или на концерт и
возвращалась домой после полуночи. Так каждый день.
По средам у нее бывали вечеринки. На этих вечеринках хозяйка и гости не играли в
карты и не танцевали, а развлекали себя разными художествами. Актер из драматического
театра читал, певец пел, художники рисовали в альбомы, которых у Ольги Ивановны было
множество, виолончелист играл, и сама хозяйка тоже рисовала, лепила, пела и
аккомпанировала. В промежутках между чтением, музыкой и пением говорили и спорили о
литературе, театре и живописи. Дам не было, потому что Ольга Ивановна всех дам, кроме
актрис и своей портнихи, считала скучными и пошлыми. Ни одна вечеринка не обходилась
без того, чтобы хозяйка не вздрагивала при каждом звонке и не говорила с победным
выражением лица: «Это он!», разумея под словом «он» какую-нибудь новую приглашенную
знаменитость. Дымова в гостиной не было, и никто не вспоминал об его существовании. Но
ровно в половине двенадцатого отворялась дверь, ведущая в столовую, показывался Дымов
со своею добродушною кроткою улыбкой и говорил, потирая руки:
— Пожалуйте, господа, закусить.