Page 148 - Рассказы. Повести. Пьесы

Все шли в столовую и всякий раз видели на столе одно и то же: блюдо с устрицами,
кусок ветчины или телятины, сардины, сыр, икру, грибы, водку и два графина с вином.
— Милый мой метрдотель! — говорила Ольга Ивановна, всплескивая руками от
восторга. — Ты просто очарователен! Господа, посмотрите на его лоб! Дымов, повернись в
профиль. Господа, посмотрите: лицо бенгальского тигра, а выражение доброе и милое, как у
оленя. У, милый!
Гости ели и, глядя на Дымова, думали: «В самом деле, славный малый», но скоро
забывали о нем и продолжали говорить о театре, музыке и живописи.
Молодые супруги были счастливы, и жизнь их текла как по маслу. Впрочем, третья
неделя их медового месяца была проведена не совсем счастливо, даже печально. Дымов
заразился в больнице рожей, пролежал в постели шесть дней и должен был остричь догола
свои красивые черные волосы. Ольга Ивановна сидела около него и горько плакала, но, когда
ему полегчало, она надела на его стриженую голову беленький платок и стала писать с него
бедуина. И обоим было весело. Дня через три после того, как он, выздоровевши, стал опять
ходить в больницы, с ним произошло новое недоразумение.
— Мне не везет, мама! — сказал он однажды за обедом. — Сегодня у меня было
четыре вскрытия, и я себе сразу два пальца порезал. И только дома я это заметил.
Ольга Ивановна испугалась. Он улыбнулся и сказал, что это пустяки и что ему часто
приходится во время вскрытий делать себе порезы на руках.
— Я увлекаюсь, мама, и становлюсь рассеянным.
Ольга Ивановна с тревогой ожидала трупного заражения и по ночам молилась богу, но
всё обошлось благополучно. И опять потекла мирная счастливая жизнь без печалей и тревог.
Настоящее было прекрасно, а на смену ему приближалась весна, уже улыбавшаяся издали и
обещавшая тысячу радостей. Счастью не будет конца! В апреле, в мае и в июне дача далеко
за городом, прогулки, этюды, рыбная ловля, соловьи, а потом, с июля до самой осени,
поездка художников на Волгу, и в этой поездке, как непременный член сосьете, будет
принимать участие и Ольга Ивановна. Она уже сшила себе два дорожных костюма из
холстинки, купила на дорогу красок, кистей, холста и новую палитру. Почти каждый день к
ней приходил Рябовский, чтобы посмотреть, какие она сделала успехи по живописи. Когда
она показывала ему свою живопись, он засовывал руки глубоко в карманы, крепко сжимал
губы, сопел и говорил:
— Так-с… Это облако у вас кричит: оно освещено не по-вечернему. Передний план
как-то сжеван, и что-то, понимаете ли, не то… А избушка у вас подавилась чем-то и жалобно
пищит… надо бы угол этот потемнее взять. А в общем недурственно… Хвалю.
И чем он непонятнее говорил, тем легче Ольга Ивановна его понимала.

III

На второй день Троицы после обеда Дымов купил закусок и конфет и поехал к жене на
дачу. Он не виделся с нею уже две недели и сильно соскучился. Сидя в вагоне и потом
отыскивая в большой роще свою дачу, он всё время чувствовал голод и утомление и мечтал о
том, как он на свободе поужинает вместе с женой я потом завалится спать. И ему весело
было смотреть на свой сверток, в котором были завернуты икра, сыр и белорыбица.
Когда он отыскал свою дачу и узнал ее, уже заходило солнце. Старуха-горничная
сказала, что барыни нет дома и что, должно быть, оне скоро придут. На даче, очень
неприглядной на вид, с низкими потолками, оклеенными писчею бумагой, и с неровными
щелистыми полами, было только три комнаты. В одной стояла кровать, в другой на стульях и
окнах валялись холсты, кисти, засаленная бумага и мужские пальто и шляпы, а в третьей
Дымов застал трех каких-то незнакомых мужчин. Двое были брюнеты с бородками, и третий
совсем бритый и толстый, по-видимому — актер. На столе кипел самовар.
— Что вам угодно? — спросил актер басом, нелюдимо оглядывая Дымова. — Вам
Ольгу Ивановну нужно? Погодите, она сейчас придет.