Page 17 - Рассказы. Повести. Пьесы

мыслях и переживаниях. Не трудно видеть, однако, что это не только, а иногда и не столько
ее мысли, сколько — мысли автора. Метод слияния мыслей и чувств героя и автора также
непрерывно развивается и осложняется в зрелом творчестве Чехова.
Чем последовательнее изображается окружающий мир в восприятии героя, тем
большее значение приобретает незаметная, по весьма последовательная корректировка этого
восприятия, которая и подводит нас к тем глубоким выводам и суждениям, которые самим
героям были бы недоступны или не могли бы быть выражены в нужной Чехову форме.
Усилению авторской активности в рамках кажущегося невмешательства писателя во
многом способствует появление в творчестве Чехова героев нового типа, переоценивающих
привычные ценности, утверждающих новый взгляд на жизнь. У Чехова никогда не было
героев — рупоров авторских идей. Он всегда был рядом со своими героями и, что самое
важное, — выше их, даже наиболее близких ему. И все же эти герои высказывали немало
мыслей, совпадавших с убеждениями писателя. В этом случае у него была еще одна забота
— так выстроить рассказ, избрать такую форму повествования, которая помогала бы
читателю безошибочно улавливать эти мысли.
Новые герои вносили в чеховские произведения и элементы новой стилистики. В
рамках Сдержанного авторского повествования звучат теперь страстные обличительные
монологи персонажей, а порой даже их своеобразные лозунги и призывы.
Так выявляется еще одна характернейшая черта сложившейся художественной системы
Чехова. Как ни трудно было писателю совмещать «художество с проповедью», он научился
этому. Видимое невмешательство, подчеркнутая сдержанность авторского повествования не
мешали Чехову страстно утверждать свои идеалы, свои взгляды на жизнь, на ее прошлое,
настоящее и будущее.
Великие художественные открытия Чехова, как мы видели, неотделимы от его времени.
Сила Чехова определяется тем, что он уловил все обострявшийся протест простых русских
людей против социальной действительности царской России. Мало того, сумел увидеть и
показать его глубокую сущность — непримиримый конфликт человека с основами всего
строя буржуазных отношений. Этим и определяется прежде всего всемирно-историческое
значение его творчества.
Однако критика социальных, политических и нравственных основ господствующего
строя неотделима у писателя от утверждения веры в человека, веры в законы «высшей
разумной действительности», в грядущую победу идеалов социальной справедливости.
В начале девяностых годов в одном из своих писем Чехов рассказал, что именно, по его
мнению, определяет непреходящее значение творчества великих писателей. «Вспомните, —
говорил он, — что писатели, которых мы называем вечными… имеют один общий и весьма
важный признак: они куда-то идут и Вас зовут туда же… Лучшие из них реальны и пишут
жизнь такою, какая она есть, но оттого, что каждая строчка пропитана, как соком, созданием
цели, Вы, кроме жизни, какая есть, чувствуете еще ту жизнь, какая должна быть, и это
пленяет Вас».
Эти строки Антон Павлович писал, думая о тех великих писателях, творения которых
казались ему самому недосягаемым идеалом. Невозможно, однако, лучше сказать о самом
Чехове, о непреходящем значении его художественного наследия.
М. Горький отметил эту особенность чеховского творчества еще при жизни писателя.
По его мнению, сила Чехова определяется тем, что он «овладел своим представлением жизни
и таким образом стал выше ее», умел освещать ее «с высшей точке зрения». В чем состояла
эта точка зрения? Чехов мечтал о такой новой жизни, которая принесет полное социальное и
духовное раскрепощение человека, о том времени, когда в человеке все будет прекрасно, —
«и лицо, и одежда, и душа, и мысли», когда на просторе он сможет проявить «все свойства и
особенности своего свободного духа».
Все это и делает Чехова нашим современником и соратником в борьбе за высокие
идеалы коммунистического общества.
Но популярность Чехова растет не только в нашей стране. И чем глубже будут