Page 191 - Рассказы. Повести. Пьесы
P. 191

Он  вскочил,  хотел,  крикнуть  изо  всех  сил  и  бежать  скорее,  чтоб  убить  Никиту,  потом
               Хобвтова, смотрителя и фельдшера, потом себя, но из груди не вышло ни одною звука и ноги
               не  повиновались;  задыхаясь,  он  рванул  на  груди  халат  и  рубаху,  порвал  и  без  чувств
               повалился на кровать.

                                                             XIX

                     Утром на другой день у него болела голова, гудело в ушах и во всем теле чувствовалось
               недомогание. Вспоминать о вчерашней своей слабости ему не было стыдно. Он был вчера
               малодушен, боялся даже луны, искренно высказывал чувства и мысли, каких раньше и не
               подозревал у себя. Например, мысли о неудовлетворенности философствующей мелюзги. Но
               теперь ему было все равно.
                     Он не ел, не пил, лежал неподвижно и молчал.
                     «Мне все равно, — думал он, когда ему задавали вопросы. — Отвечать не стану… Мне
               все равно».
                     После обеда  пришел  Михаил  Аверьяныч и принес четвертку  чаю  и фунт мармеладу.
               Дарьюшка тоже приходила и целый час стояла около кровати с выражением тупой скорби на
               лице. Посетил его и доктор Хоботов. Он принес склянку  с бромистым калием и приказал
               Никите покурить в палате чем-нибудь.
                     Под вечер Андрей Ефимыч умер от апоплексического удара. Сначала он почувствовал
               потрясающий озноб и тошноту; что-то отвратительное, как казалось, проникая во все тело,
               даже в пальцы, потянуло от желудка к голове и залило глаза и уши. Поледенело в глазах.
               Андрей  Ефимыч  понял,  что  ему  пришел  конец,  и  вспомнил,  что  Иван  Дмитрич,  Михаил
               Аверьяныч и миллионы людей верят в бессмертие. А вдруг оно есть? Но бессмертия ему не
               хотелось, и он думал о нем только одно мгновение. Стадо оленей, необыкновенно красивых
               и грациозных, о которых он читал вчера, пробежало мимо него; потом баба протянула к нему
               руку с заказным письмом… Сказан что-то Михаил Аверьяныч. Потом все исчезло, и Андрей
               Ефимыч забылся навеки.
                     Пришли мужики, взяли его за руки и за ноги и отнесли в часовню. Там он лежал на
               столе  с  открытыми  глазами,  и  лупа  ночью  освещала  его.  Утром  пришел  Сергей  Сергеич,
               набожно помолился на распятие и закрыл своему бывшему начальнику глаза.
                     Через день Андрея Ефимыча хоронили. На похоронах были только Михаил Аверьяныч
               и Дарьюшка.
                     1892


                                                   Скрипка Ротшильда

                     Городок  был  маленький,  хуже  деревни,  и  жили  в  нем  почти  одни  только  старики,
               которые умирали так редко, что даже досадно. В больницу же и в тюремный замок гробов
               требовалось  очень  мало.  Одним  словом,  дела  были  скверные.  Если  бы  Яков  Иванов  был
               гробовщиком в губернском городе, то, наверное, он имел бы собственный дом и звали бы его
               Яковом  Матвеичем;  здесь  же  в  городишке  звали  его  просто  Яковом,  уличное  прозвище  у
               него было почему-то Бронза, а жил он бедно, как простой мужик, в небольшом старой избе,
               где была одна только комната, и в этой комнате помещались он, Марфа, печь, двухспальная
               кровать, гробы, верстак и всё хозяйство.
                     Яков делал гробы хорошие, прочные. Для мужиков и мещан он делал их на свой рост и
               ни разу не ошибся, так как выше и крепче его не было людей нигде, даже в тюремном замке,
               хотя  ему  было  уже  семьдесят  лет.  Для  благородных  же  и  для  женщин  делал  по  мерке  и
               употреблял  для  этого  железный  аршин.  Заказы  на  детские  гробики  принимал  он  очень
               неохотно и делал их прямо без мерки, с презрением, и всякий раз, получая деньги за работу,
               говорил:
   186   187   188   189   190   191   192   193   194   195   196