Page 207 - Рассказы. Повести. Пьесы
P. 207
— Екатерина Павловна в саду?
— Нет, она с сестрой уехала сегодня утром к тете, в Пензенскую губернию. А зимой,
вероятно, они поедут за границу… — добавила она, помолчав. — Вороне где-то… бо-ог
послал ку-усочек сыру… Написала?
Я вышел в переднюю и, ни о чем не думая, стоял и смотрел оттуда на пруд и на
деревню, а до меня доносилось:
— Кусочек сыру… Вороне где-то бог послал кусочек сыру…
И я ушел из усадьбы тою же дорогой, какой пришел сюда в первый раз, только в
обратном порядке: сначала со двора в сад, мимо дома, потом по липовой аллее… Тут догнал
меня мальчишка и подал записку. «Я рассказала всё сестре, и она требует, чтобы я рассталась
с вами, — прочел я. — Я была бы не в силах огорчить ее своим неповиновением. Бог даст
вам счастья, простите меня. Если бы вы знали, как я и мама горько плачем!»
Потом темная еловая аллея, обвалившаяся изгородь… На том поле, где тогда цвела
рожь и кричали перепела, теперь бродили коровы и спутанные лошади. Кое-где на холмах
ярко зеленела озимь. Трезвое, будничное настроение овладело мной, и мне стало стыдно
всего, что я говорил у Волчаниновых, и по-прежнему стало скучно жить. Придя домой, я
уложился и вечером уехал в Петербург.
Больше я уже не видел Волчаниновых. Как-то недавно, едучи в Крым, я встретил в
вагоне Белокурова. Он по-прежнему был в поддевке и в вышитой сорочке и, когда я спросил
его о здоровье, ответил: «Вашими молитвами». Мы разговорились. Имение свое он продал и
купил другое, поменьше, на имя Любови Ивановны. Про Волчаниновых сообщил он
немного. Лида, по его словам, жила по-прежнему в Шелковке и учила в школе детей;
мало-помалу ей удалось собрать около себя кружок симпатичных ей людей, которые
составили из себя сильную партию и на последних земских выборах «прокатили» Балагина,
державшего до того времени в своих руках весь уезд. Про Женю же Белокуров сообщил
только, что она не жила дома и была неизвестно где.
Я уже начинаю забывать про дом с мезонином, и лишь изредка, когда пишу или читаю,
вдруг ни с того, ни с сего припомнится мне то зеленый огонь в окне, то звук моих шагов,
раздававшихся в поле ночью, когда я, влюбленный, возвращался домой и потирал руки от
холода. А еще реже, в минуты, когда меня томит одиночество и мне грустно, я вспоминаю
смутно, и мало-помалу мне почему-то начинает казаться, что обо мне тоже вспоминают,
меня ждут и что мы встретимся…
Мисюсь, где ты?
1896
Моя жизнь
Рассказ провинциала
I
Управляющий сказал мне: «Держу вас только из уважения к вашему почтенному
батюшке, а то бы вы у меня давно полетели». Я ему ответил: «Вы слишком льстите мне,
ваше превосходительство, полагая, что я умею летать». И потом я слышал, как он сказал:
«Уберите этого господина, он портит мне нервы».
Дня через два меня уволили. Итак, за все время, пока я считаюсь взрослым, к великому
огорчению моего отца, городского архитектора, я переменил девять должностей. Я служил
по различным ведомствам, но все эти девять должностей были похожи одна на другую, как
капли воды: я должен был сидеть, писать, выслушивать глупые или грубые замечания и
ждать, когда меня уволят.
Отец, когда я пришел к нему, сидел глубоко в кресле, с закрытыми глазами. Его лицо,
тощее, сухое, с сизым отливом на бритых местах (лицом он походил на старого