Page 271 - Рассказы. Повести. Пьесы

— В трактире Ивана Ионова в газетах читали.
И опять замолчали надолго. Марья Васильевна думала о своей школе, о том, что скоро
экзамен и она представит четырех мальчиков и одну девочку. И как раз, пока она думала об
экзаменах, ее обогнал помещик Ханов, в коляске четверкой, тот самый, который в прошлом
году экзаменовал у нее школу. Поравнявшись, он узнал ее и поклонился.
— Здравствуйте! — сказал он. — Домой изволите ехать?
Этот Ханов, мужчина лет сорока, с поношенным лицом и с вялым выражением, уже
начинал заметно стареть, но все еще был красив и нравился женщинам. Он жил в своей
большой усадьбе, один, нигде не служил, и про него говорили, что дома он ничего не делал,
а только ходил из угла в угол и посвистывал или играл в шахматы со своим старым лакеем.
Говорили про него также, что он много пил. В самом деле, в прошлом году на экзамене даже
от бумаг, которые он привез с собой, пахло духами и вином. Тогда на нем все было
новенькое, и Марье Васильевне он очень нравился, и, сидя рядом с ним, она все
конфузилась. Она привыкла видеть у себя экзаменаторов холодных, рассудительных, а этот
не помнил ни одной молитвы и не знал, о чем спрашивать, и был чрезвычайно вежлив и
деликатен, и ставил одни пятерки.
— А я к Баквисту еду, — продолжал он, обращаясь к Марье Васильевне, — но, говорят,
его нет дома?
С шоссе свернули на проселочную дорогу: Ханов впереди, Семен за ним. Четверка
ехала по дороге, шагом, с напряжением вытаскивая из грязи тяжелый экипаж. Семен
лавировал, объезжая дорогу, то по бугру, то по лугу, часто спрыгивая с телеги и помогая
лошади. Марья Васильевна думала все о школе, о том, какая будет задача на экзамене —
трудная или легкая. И ей было досадно на земскую управу, в которой она вчера никого не
застала. Какие беспорядки! Вот уже два года, как она просит, чтобы уволили сторожа,
который ничего не делает, грубит ей и бьет учеников, но ее никто не слушает. Председателя
трудно застать в управе, а если застанешь, то он говорит со слезами на глазах, что ему
некогда; инспектор бывает в школе раз в три года и ничего не смыслит в деле, так как
раньше служил по акцизу и место инспектора получил по протекции; училищный совет
собирается очень редко и неизвестно, где собирается; попечитель — малограмотный мужик,
хозяин кожевенного заведения, неумен, груб и в большой дружбе со сторожем, — и бог
знает, к кому обращаться с жалобами и за справками…
«Он в самом деле красив», — подумала она, взглянув на Ханова.

На подводе

А дорога все хуже и хуже… Въехали в лес. Тут уж сворачивать негде, колеи глубокие,
и в них льется и журчит вода. И колючие ветви бьют по лицу.
— Какова дорога? — спросил Ханов и засмеялся.
Учительница смотрела на него и не понимала: зачем этот чудак живет здесь? Что могут
дать ему в этой глуши, в грязи, в скуке его деньги, интересная наружность, тонкая
воспитанность? Он не получает никаких преимуществ от жизни и вот так же, как Семен, едет
шагом, по отвратительной дороге, и терпит такие же неудобства. Зачем жить здесь, если есть
возможность жить в Петербурге, за границей? И казалось бы, что стоит ему, богатому
человеку, из этой дурной дороги сделать хорошую, чтобы не мучиться так и не видеть этого
отчаяния, какое написано на лицах у кучера и Семена; но он только смеется, и, по-видимому,
для него все равно и лучшей жизни ему по нужно. Он добр, мягок, наивен, не понимает этой
грубой жизни, не знает ее так же, как на экзамене не знал молитв. Жертвует он в школы одни
только глобусы и искренно считает себя полезным человеком и видным деятелем по
народному образованию. А кому нужны тут его глобусы!
— Держись, Васильевна! — сказал Семен.