Page 273 - Рассказы. Повести. Пьесы

было много народа, всё извозчики, и пахло тут водкой, табаком и овчиной. Шел громкий
разговор, хлопали дверью на блоке. За стеной в лавочке, не умолкая ни на минуту, играли на
гармонике. Марья Васильевна сидела и пила чай, а за соседним столом мужики, распаренные
чаем и трактирной духотой, пили водку и пиво.
— Слышь, Кузьма! — раздавались беспорядочно голоса. — Чего там! Господи
благослови! Иван Дементьич, я это тебе могу! Сват, гляди!
Мужик маленького роста, с черной бородкой, рябой, уже давно пьяный, вдруг удивился
чему-то и нехорошо выбранился.
— Чего ругаешься там? Ты! — отозвался сердито Семен, сидевший далеко в
стороне. — Нешто не видишь: барышня!
— Барышня… — передразнил кто-то в другом углу.
— Ворона свинячая!
— Мы ничего… — сконфузился маленький мужик. — Извините. Мы, стало быть, за
свои деньги, а барышня за свои… Здравствуйте!
— Здравствуй, — ответила учительница.
— И чувствительно вас благодарим.
Марья Васильевна пила чай с удовольствием и сама становилась красной, как мужики,
и думала опять о дровах, о стороже…
— Сват, погоди! — доносилось с соседнего стола. — Учительша из Вязовья… знаем!
Барышня хорошая.
— Порядочная!
Дверь на блоке все хлопала, одни входили, другие выходили. Марья Васильевна сидела
и думала все про то же, а гармоника за стеной все играла и играла. Солнечные пятна были на
полу, потом перешли на прилавок, на стену и совсем исчезли; значит, солнце уже склонилось
за полдень. Мужики за соседним столом стали собираться в путь. Маленький мужик, слегка
пошатываясь, подошел к Марья Васильевне и подал ей руку; глядя на него, и другие тоже
подали руку на прощанье и вышли один за другим, и дверь на блоке провизжала и хлопнула
девять раз.
— Васильевна, собирайся! — окликнул Семен.
Поехали. И опять все шагом.
— Недавнушко школу строили тут, в ихнем Нижнем Городище, — сказал Семен,
оборачиваясь. — Греха-то что было!
— А что?
— Будто председатель себе в карман тысячу, и попечитель тоже тысячу, и учитель
пятьсот.
— Вся-то школа стоит тысячу. Нехорошо на людей клеветать, дед. Это все вздор.
— Я не знаю… Что народ, то и я.
Но было ясно, что Семен не верил учительнице. Ей крестьяне не верили; они всегда так
думали, что она получает слишком большое жалованье — двадцать один рубль в месяц
(было бы довольно и пяти), и что из тех денег, которые она собирала с учеников на дрова и
на сторожа, большую часть она оставляла себе. Попечитель думал так же, как все мужики, и
сам кое-что наживал с дров и за свое попечительство получал с мужиков жалованье, тайно от
начальства.
Лес, слава богу, кончился, и теперь до самого Вязовья будет ровное поле. И осталось
уже немного: переехать реку, потом железнодорожную линию, а там и Вязовье.
— Куда же ты едешь? — спросила Марья Васильевна у Семена. — Поезжай правой
дорогой, на мост.
— Чего? И тут проедем. Глыбина, не очень чтоб.
— Смотри, как бы нам лошадь не утопить.
— Чего?
— Вот и Ханов поехал на мост, — сказала Марья Васильевна, увидев далеко вправо
четверку. — Это, кажется, он едет?