Page 278 - Рассказы. Повести. Пьесы

лицами разные пошлости, вроде того-де, что брак есть шаг серьезный; к тому же Варенька
была недурна собой, интересна, она была дочь статского советника и имела хутор, а главное,
это была первая женщина, которая отнеслась к нему ласково, сердечно, — голова у него
закружилась, и он решил, что ему в самом деле нужно жениться.
— Вот тут бы и отобрать у него калоши и зонтик, — проговорил Иван Иваныч.
— Представьте, это оказалось невозможным. Он поставил у себя на столе портрет
Вареньки и всё ходил ко мне и говорил о Вареньке, о семейной жизни, о том, что брак есть
шаг серьезный, часто бывал у Коваленков, но образа жизни не изменил нисколько. Даже
наоборот, решение жениться подействовало на него как-то болезненно, он похудел,
побледнел и, казалось, еще глубже ушел в свой футляр.
— Варвара Саввишна мне нравится, — говорил он мне со слабой кривой улыбочкой, —
и я знаю, жениться необходимо каждому человеку, но… всё это, знаете ли, произошло как-то
вдруг… Надо подумать.
— Что же тут думать? — говорю ему. — Женитесь, вот и всё.
— Нет, женитьба — шаг серьезный, надо сначала взвесить предстоящие обязанности,
ответственность… чтобы потом чего не вышло. Это меня так беспокоит, я теперь все ночи не
сплю. И, признаться, я боюсь: у нее с братом какой-то странный образ мыслей, рассуждают
они как-то, знаете ли, странно, и характер очень бойкий. Женишься, а потом, чего доброго,
попадешь в какую-нибудь историю.
И он не делал предложения, всё откладывал, к великой досаде директорши и всех
наших дам; всё взвешивал предстоящие обязанности и ответственность, и между тем почти
каждый день гулял с Варенькой, быть может, думал, что это так нужно в его положении, и
приходил ко мне, чтобы поговорить о семейной жизни. И, по всей вероятности, в конце
концов он сделал бы предложение и совершился бы один из тех ненужных, глупых браков,
каких у нас от скуки и от нечего делать совершаются тысячи, если бы вдруг не произошел
kolossalischeSkandal. Нужно сказать, что брат Вареньки, Коваленко, возненавидел Беликова с
первого же дня знакомства и терпеть его не мог.
— Не понимаю, — говорил он нам, пожимая плечами, — не понимаю, как вы
перевариваете этого фискала, эту мерзкую рожу. Эх, господа, как вы можете тут жить!
Атмосфера у вас удушающая, поганая. Разве вы педагоги, учителя? Вы чинодралы, у вас не
храм науки, а управа благочиния, и кислятиной воняет, как в полицейской будке. Нет,
братцы, поживу с вами еще немного и уеду к себе на хутор, и буду там раков ловить и хохлят
учить. Уеду, а вы оставайтесь тут со своим Иудой, нехай вин лопне.
Или он хохотал, хохотал до слез, то басом, то тонким писклявым голосом, и спрашивал
меня, разводя руками:
— Шо он у меня сидить? Шо ему надо? Сидить и смотрить.
Он даже название дал Беликову «глитай абож паук». И, понятно, мы избегали говорить
с ним о том, что сестра его Варенька собирается за «абож паука». И когда однажды
директорша намекнула ему, что хорошо бы пристроить его сестру за такого солидного,
всеми уважаемого человека, как Беликов, то он нахмурился и проворчал:
— Не мое это дело. Пускай она выходит хоть за гадюку, а я не люблю в чужие дела
мешаться.
Теперь слушайте, что дальше. Какой-то проказник нарисовал карикатуру: идет Беликов
в калошах, в подсученных брюках, под зонтом, и с ним под руку Варенька; внизу подпись:
«влюбленный антропос». Выражение схвачено, понимаете ли, удивительно. Художник,
должно быть, проработал не одну ночь, так как все учителя мужской и женской гимназий,
учителя семинарии, чиновники, — все получили по экземпляру. Получил и Беликов.
Карикатура произвела на него самое тяжелое впечатление.
Выходим мы вместе из дому, — это было как раз первое мая, воскресенье, и мы все,
учителя и гимназисты, условились сойтись у гимназии и потом вместе идти пешком за город
в рощу, — выходим мы, а он зеленый, мрачнее тучи.
— Какие есть нехорошие, злые люди! — проговорил он, и губы у него задрожали.