Page 279 - Рассказы. Повести. Пьесы

Мне даже жалко его стало. Идем, и вдруг, можете себе представить, катит на
велосипеде Коваленко, а за ним Варенька, тоже на велосипеде, красная, заморенная, но
веселая, радостная.
— А мы, — кричит она, — вперед едем! Уже ж такая хорошая погода, такая хорошая,
что просто ужас!
И скрылись оба. Мой Беликов из зеленого стал белым и точно оцепенел. Остановился и
смотрит на меня…
— Позвольте, что же это такое? — спросил он. — Или, быть может, меня обманывает
зрение? Разве преподавателям гимназии и женщинам прилично ездить на велосипеде?
— Что же тут неприличного? — сказал я. — И пусть катаются себе на здоровье.
— Да как же можно? — крикнул он, изумляясь моему спокойствию. — Что вы
говорите?!
И он был так поражен, что не захотел идти дальше и вернулся домой.
На другой день он всё время нервно потирал руки и вздрагивал, и было видно по лицу,
что ему нехорошо. И с занятий ушел, что случилось с ним первый раз в жизни. И не обедал.
А под вечер оделся потеплее, хотя на дворе стояла совсем летняя погода, и поплелся к
Коваленкам. Вареньки не было дома, застал он только брата.
— Садитесь, покорнейше прошу, — проговорил Коваленко холодно и нахмурил брови;
лицо у него было заспанное, он только что отдыхал после обеда и был сильно не в духе.
Беликов посидел молча минут десять и начал:
— Я к вам пришел, чтоб облегчить душу. Мне очень, очень тяжело. Какой-то
пасквилянт нарисовал в смешном виде меня и еще одну особу, нам обоим близкую. Считаю
долгом уверить вас, что я тут ни при чем… Я не подавал никакого повода к такой
насмешке, — напротив же, всё время вел себя как вполне порядочный человек.
Коваленко сидел, надувшись, и молчал. Беликов подождал немного и продолжал тихо,
печальным голосом:
— И еще я имею кое-что сказать вам. Я давно служу, вы же только еще начинаете
службу, и я считаю долгом, как старший товарищ, предостеречь вас. Вы катаетесь на
велосипеде, а эта забава совершенно неприлична для воспитателя юношества.
— Почему же? — спросил Коваленко басом.
— Да разве тут надо еще объяснять, Михаил Саввич, разве это не понятно? Если
учитель едет на велосипеде, то что же остается ученикам? Им остается только ходить на
головах! И раз это не разрешено циркулярно, то и нельзя. Я вчера ужаснулся! Когда я увидел
вашу сестрицу, то у меня помутилось в глазах. Женщина или девушка на велосипеде — это
ужасно!
— Что же собственно вам угодно?
— Мне угодно только одно — предостеречь вас, Михаил Саввич. Вы — человек
молодой, у вас впереди будущее, надо вести себя очень, очень осторожно, вы же так
манкируете, ох, как манкируете! Вы ходите в вышитой сорочке, постоянно на улице с
какими-то книгами, а теперь вот еще велосипед. О том, что вы и ваша сестрица катаетесь на
велосипеде, узнает директор, потом дойдет до попечителя… Что же хорошего?
— Что я и сестра катаемся на велосипеде, никому нет до этого дела! — сказал
Коваленко и побагровел. — А кто будет вмешиваться в мои домашние и семейные дела, того
я пошлю к чертям собачьим.
Беликов побледнел и встал.
— Если вы говорите со мной таким тоном, то я не могу продолжать, — сказал он. — И
прошу вас никогда так не выражаться в моем присутствии о начальниках. Вы должны с
уважением относиться к властям.
— А разве я говорил что дурное про властей? — спросил Коваленко, глядя на него со
злобой. — Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я честный человек и с таким господином, как
вы, не желаю разговаривать. Я не люблю фискалов.
Беликов нервно засуетился и стал одеваться быстро, с выражением ужаса на лице. Ведь