Page 36 - Детство
P. 36

себя руками в грудь:
                     - Ну, господи...
                     Я  съехал  с  тёплых  изразцов  лежанки,  как  по  льду,  бросился  вон;  наверху  бабушка,
               расхаживая по комнате, полоскала рот.
                     - Тебе больно?
                     Она отошла в угол, выплюнула воду в помойное ведро и спокойно ответила:
                     - Ничего, зубы целы, губу разбил только.
                     - За что он?
                     Выглянув в окно на улицу, она сказала:
                     - Сердится, трудно ему, старому, неудачи всё... Ты ложись с богом, не думай про это...
                     Я спросил её еще о чем-то, но она необычно строго крикнула:
                     - Кому я говорю - ложись? Неслух какой...
                     Села у окна и, посасывая губу, стала часто сплёвывать в платок. Раздеваясь, я смотрел на
               неё: в синем квадрате окна над черной её головою сверкали звёзды. На улице было тихо, в
               комнате - темно.
                     Когда я лёг, она подошла и, тихонько погладив голову мою, сказала:
                     - Спи спокойно, а я к нему спущусь... Ты меня не больно жалей, голуба душа, я ведь тоже
               поди-ка и сама виновата... Спи!
                     Поцеловав меня, она ушла, а мне стало нестерпимо грустно, я выскочил из широкой,
               мягкой  и  жаркой  кровати,  подошёл  к  окну  и,  глядя  вниз  на  пустую  улицу,  окаменел  в
               невыносимой тоске.
                     VI
                     Снова  началось  что-то  кошмарное.  Однажды  вечером,  когда,  напившись  чаю,  мы  с
               дедом  сели  за  Псалтырь,  а  бабушка  начала  мыть  посуду,  в  комнату  ворвался  дядя  Яков,
               растрёпанный, как всегда, похожий на изработанную метлу. Не здоровавшись, бросив картуз
               куда-то в угол, он скороговоркой начал, встряхиваясь, размахивая руками:
                     -  Тятенька,  Мишка  буянит  неестественно  совсем!  Обедал  у  меня,  напился  и  начал
               безобразное безумие показывать: посуду перебил, изорвал в клочья готовый заказ - шерстяное
               платье,  окна  выбил,  меня  обидел,  Григория.  Сюда  идет,  грозится:  отцу,  кричит,  бороду
               выдеру, убью! Вы смотрите...
                     Дед, упираясь руками в стол, медленно поднялся на ноги, лицо его сморщилось, сошлось
               к носу; стало жутко похоже на топор.
                     - Слышишь, мать? - взвизгнул он. - Каково, а? Убить отца идет, чу, сын родной! А пора!
               Пора, ребята...
                     Прошёлся по комнате, расправляя плечи, подошёл к двери, резко закинул тяжёлый крюк
               в пробой и обратился к Якову:
                     - Это вы всё хотите Варварино приданое сцапать? Нате-ка!
                     Он сунул кукиш под нос дяде; тот обиженно отскочил.
                     - Тятенька, я-то при чем?
                     - Ты? Знаю я тебя!
                     Бабушка молчала, торопливо убирая чашки в шкап.
                     - Я же защитить вас приехал...
                     - Ну? - насмешливо воскликнул дед. - Это хорошо! Спасибо, сынок! Мать, дай-кось лисе
               этой чего-нибудь в руку - кочергу, хоть, что ли, утюг! А ты, Яков Васильев, как вломится брат
               - бей его в мою голову!
                     Дядя сунул руки в карманы и отошёл в угол.
                     - Коли вы мне не верите...
                     - Верю? - крикнул дед, топнув ногой - Нет, всякому зверю поверю собаке, ежу,- а тебе
               погожу! Знаю: ты его напоил, ты научил! Ну-ко, вот бей теперь! На выбор бей: его, меня...
                     Бабушка тихонько шепнула мне:
                     - Беги наверх, гляди в окошко, а когда дядя Михайло покажется на улице, соскочи сюда,
               скажи! Ступай, скорее...
   31   32   33   34   35   36   37   38   39   40   41