Page 31 - Детство
P. 31
- Что мне сахару не даешь? - капризным тоном балованного ребенка спрашивал он
бабушку. Она отвечала ласково, но твердо:
- С мёдом пей, это тебе лучше!
Задыхаясь, крякая, он быстро глотал горячий чай и говорил:
- Ты гляди, не помереть бы мне!
- Не бойся, догляжу.
- То-то! Теперь помереть - это будет как бы вовсе и не жил,- всё прахом пойдет!
- А ты не говори, лежи немо!
С минуту он молчал, закрыв глаза, почмокивая тёмными губами, и вдруг, точно
уколотый, встряхивался, соображал вслух:
- Яшку с Мишкой женить надобно как можно скорей; может, жёны да новые дети
попридержат их - а?
И вспоминал, у кого в городе есть подходящие невесты. Бабушка помалкивала, выпивая
чашку за чашкой; я сидел у окна, глядя, как рдеет над городом вечерняя заря и красно
сверкают стёкла в окнах домов,- дедушка запретил мне гулять по двору и саду за какую-то
провинность.
В саду, вокруг берез, гудя, летали жуки, бондарь работал на соседнем дворе, где-то
близко точили ножи; за садом, в овраге, шумно возились ребятишки, путаясь среди густых
кустов. Очень манило на волю, вечерняя грусть вливалась в сердце.
Вдруг дедушка, достав откуда-то новенькую книжку, громко шлёпнул ею по ладони и
бодро позвал меня:
- Ну-ка, ты, пермяк, солёны уши, поди сюда! Садись, скула калмыцкая. Видишь фигуру?
Это - аз. Говори: аз! Буки! Веди! Это - что?
- Буки.
- Попал! Это?
- Веди.
- Врешь, аз! Гляди: глаголь, добро, есть,- это что?
- Добро.
- Попал! Это?
- Глаголь.
- Верно! А это?
- Аз.
Вступилась бабушка:
- Лежал бы ты, отец, смирно...
- Стой, молчи! Это мне в пору, а то меня мысли одолевают. Валяй, Лексей!
Он обнял меня за шею горячей, влажной рукою и через плечо моё тыкал пальцем в
буквы, держа книжку под носом моим. От него жарко пахло уксусом, потом и печеным луком,
я почти задыхался, а он, приходя в ярость, хрипел и кричал в ухо мне:
- Земля! Люди!
Слова были знакомы, но славянские знаки не отвечали им: "земля" походила на червяка,
"глаголь" - на сутулого Григория, "я" - на бабушку со мною, а в дедушке было что-то общее со
всеми буквами азбуки. Он долго гонял меня по алфавиту, спрашивая и в ряд и вразбивку; он
заразил меня своей горячей яростью, я вспотел и кричал во всё горло. Это смешило его;
хватаясь за грудь, кашляя, он мял книгу и хрипел:
- Мать, ты гляди, как взвился, а? Ах, лихорадка астраханская, чего ты орешь, чего?
- Это вы кричите...
Мне весело было смотреть на него и на бабушку: она, облокотясь о стол, упираясь
кулаком в щёки, смотрела на нас и негромко смеялась, говоря:
-Да будет вам надрываться-то!..
Дед объяснял мне дружески:
- Я кричу, потому что я нездоровый, а ты чего?
И говорил бабушке, встряхивая мокрой головою: