Page 68 - Детство
P. 68

пальцами о подбородок, двигая густыми бровями.
                     На столе горела, оплывая и отражаясь в пустоте зеркала, сальная свеча, грязные тени
               ползали по полу, в углу перед образом теплилась лампада, ледяное окно серебрил лунный
               свет. Мать оглядывалась, точно искала что-то на голых стенах, на потолке.
                     - Ты когда ложишься спать?
                     - Немножко погодя.
                     - Впрочем, ты днём спал,- вспомнила она и вздохнула. Я спросил:
                     - Ты уйти хочешь?
                     - Куда же? - удивлённо откликнулась она и, приподняв голову мою, долго смотрела мне в
               лицо, так долго, что у меня слёзы выступили на глазах.
                     - Ты что это?
                     - Шею больно.
                     Было больно и сердцу, я сразу почувствовал, что не будет она жить в этом доме, уйдёт.
                     -  Ты  будешь  похож  на  отца,-  сказала  она,  откидывая  ногами  половики  в  сторону.-
               Бабушка рассказывала тебе про него?
                     - Да.
                     - Она очень любила Максима,- очень! И он её тоже...
                     - Я знаю.
                     Мать посмотрела на свечу, поморщилась и погасила её, сказав:
                     - Так лучше!
                     Да,  так  свежее  и  чище,  перестали  возиться  тёмные,  грязные  тени,  на  пол  легли
               светло-голубые пятна, золотые искры загорелись на стёклах окна.
                     - А где ты жила?
                     Словно вспоминая давно забытое, она назвала несколько городов и всё кружилась по
               комнате бесшумно, как ястреб.
                     - А где ты взяла такое платье?
                     - Сама сшила. Я всё себе делаю сама.
                     Было приятно, что она ни на кого не похожа, но грустно, что говорит она мало, а если не
               спрашивать её, так она и совсем молчит.
                     Потом она снова села ко мне на диван, и мы сидели молча, близко прижавшись друг к
               другу, до поры, пока не пришли старики, пропитанные запахом воска, ладана, торжественно
               тихие и ласковые.
                     Ужинали  празднично,  чинно,  говорили  за  столом  мало  и  осторожно,  словно  боясь
               разбудить чей-то чуткий сон.
                     Вскоре мать начала энергично учить меня "гражданской" грамоте: купила книжки, и по
               одной из них - "Родному слову" - я одолел в несколько дней премудрость чтения гражданской
               печати, но мать тотчас же предложила мне заучивать стихи на память, и с этого начались наши
               взаимные огорчения.
                     Стихи говорили:
                     Большая дорога, прямая дорога,
                     Простора немало берёшь ты у бога...
                     Тебя не ровняли топор и лопата,
                     Мягка ты копыту и пылью богата.
                     Я  читал  "простого"  вместо  "простора",  "рубили"  вместо  "ровняли",  "копыта"  вместо
               "копыту".
                     - Ну, подумай,- внушала мать,- чего - простого? Чудовище! Про-сто-ра, понимаешь?
                     Я понимал и всё-таки читал "простого", сам себе удивляясь.
                     Она  говорила,  сердясь,  что  я  бестолков  и  упрям;  это  было  горько  слышать,  я  очень
               добросовестно старался вспомнить проклятые стихи и мысленно читал их без ошибок, но,
               читая вслух,- неизбежно перевирал. Я возненавидел эти неуловимые строки и стал, со зла,
               нарочно коверкать их, нелепо подбирая в ряд однозвучные слова; мне очень нравилось, когда
               заколдованные стихи лишались всякого смысла.
   63   64   65   66   67   68   69   70   71   72   73