Page 26 - Капитанская дочка

счастливы; может быть, господь приведет нас друг с другом увидеться; если же нет…» Тут
она зарыдала. Я обнял ее. «Прощай, ангел мой, – сказал я, – прощай, моя милая, моя
желанная! Что бы со мною ни было, верь, что последняя моя мысль и последняя молитва
будет о тебе!» Маша рыдала, прильнув к моей груди. Я с жаром ее поцеловал и поспешно
вышел из комнаты.

Глава VII
Приступ

Голова моя, головушка,
Голова послуживая!
Послужила моя головушка
Ровно тридцать лет и три года.
Ах, не выслужила головушка
Ни корысти себе, ни радости,
Как ни слова себе доброго
И ни рангу себе высокого;
Только выслужила головушка
Два высокие столбика,
Перекладинку кленовую,
Еще петельку шелковую.
Народная песня

В эту ночь я не спал и не раздевался. Я намерен был отправиться на заре к крепостным
воротам, откуда Марья Ивановна должна была выехать, и там проститься с нею в последний
раз. Я чувствовал в себе великую перемену: волнение души моей было мне гораздо менее
тягостно, нежели то уныние, в котором еще недавно был я погружен. С грустию разлуки
сливались во мне и неясные, но сладостные надежды, и нетерпеливое ожидание опасностей,
и чувства благородного честолюбия. Ночь прошла незаметно. Я хотел уже выйти из дому,
как дверь моя отворилась, и ко мне явился капрал с донесением, что наши казаки ночью
выступили из крепости, взяв насильно с собою Юлая, и что около крепости разъезжают
неведомые люди. Мысль, что Марья Ивановна не успеет выехать, ужаснула меня; я
поспешно дал капралу несколько наставлений и тотчас бросился к коменданту.
Уж рассветало. Я летел по улице, как услышал, что зовут меня. Я остановился. «Куда
вы? – сказал Иван Игнатьич, догоняя меня. – Иван Кузмич на валу и послал меня за вами.
Пугач пришел». – «Уехала ли Марья Ивановна?» – спросил я с сердечным трепетом. «Не
успела, – отвечал Иван Игнатьич, – дорога в Оренбург отрезана; крепость окружена. Плохо,
Петр Андреич!»
Мы пошли на вал, возвышение, образованное природой и укрепленное частоколом. Там
уже толпились все жители крепости. Гарнизон стоял в ружье. Пушку туда перетащили
накануне. Комендант расхаживал перед своим малочисленным строем. Близость опасности
одушевляла старого воина бодростию необыкновенной. По степи, не в дальнем расстоянии
от крепости, разъезжали человек двадцать верхами. Они, казалося, казаки, но между ими
находились и башкирцы, которых легко можно было распознать по их рысьим шапкам и по
колчанам. Комендант обошел свое войско, говоря солдатам: «Ну, детушки, постоим сегодня
за матушку государыню и докажем всему свету, что мы люди бравые и присяжные!»
Солдаты громко изъявили усердие. Швабрин стоял подле меня и пристально глядел на
неприятеля. Люди, разъезжающие в степи, заметя движение в крепости, съехались в кучку и
стали между собою толковать. Комендант велел Ивану Игнатьичу навести пушку на их
толпу и сам приставил фитиль. Ядро зажужжало и пролетело над ними, не сделав никакого
вреда. Наездники, рассеясь, тотчас ускакали из виду, и степь опустела.
Тут явилась на валу Василиса Егоровна и с нею Маша, не хотевшая отстать от нее. «Ну,
что? – сказала комендантша. – Каково идет баталья? Где же неприятель?» – «Неприятель