Page 109 - Лабиринт

Толик, Темка и отец Толика.
Но что же — так все и останется? Трое по одну сторону? Один отец у Толика и Темки?
Толик повернулся к Темке. Что бы он сказал на это? Толик обрадовался, если бы Темка
стал ему братом. Был счастлив!
Но ведь все это детство, все ерунда. Если они оба с отцом, то как же матери? И у
Толика и у Темки свои мамы, и обе они жены отца: одна бывшая, другая настоящая. Вот тут-
то уж ничего не придумаешь. Никакая фантастика не поможет.
Старая мысль кольнула Толика. Снова он подумал про маму с подозрением. Уж очень
веселая она. Подозрительно веселая. А что, если в самом деле выйдет замуж?
Толик с ужасом представил, как в их комнату явится какой-то мужчина и сам собой, не
спросясь, станет его новым отцом. Пусть это называется не так — не отец, а отчим, — но
какая разница! Другой человек будет проверять дневник, говорить разные слова, указывать,
шутить, а может, и бить — всякие ведь бывают люди…
Нет, он никогда не примирится с этим, никогда не будет говорить с этим новым отцом
как с отцом!
Толик посмотрел на Темку — и вдруг, может быть, впервые за все время понял его по-
настоящему. Понял всю его лютую ненависть к отцу, которая была сперва. И понял вдруг
силу — да, да! — силу отца, который преодолел Темкину ненависть. Который заставил
Темку сказать: «А у тебя законный отец!»
«Но что все-таки, что будет дальше? — с тревогой и тоской подумал Толик. — Ведь
время снова идет, шагает, стучит машинами в пароходе, тикает стрелками в часах».
Толик обернулся. Отец подошел сзади и положил им на плечи тяжелые ладони.
— Что, хлопчики, приуныли? — спросил он негромко и сам себе ответил: — Не надо
унывать. Не надо… Ну-ка хвост морковкой!
Сзади запели. Толик подумал, что это опять туристы, но песня была очень странная, не
туристская.
Он оглянулся. Тетки, которые тащили мешки и корзины с хлебом, скинув на плечи
платки, негромко пели.
Песня была печальная. Сперва Толик различал лишь незнакомую мелодию, но потом
разобрал и слова:

Закатилось ясно солнышко
В три… ой, три дня, три да часа,
В три дня, в три часа…
Ой, занималась наша зорюшка,
Зо… ой, зорюшка да ясна!
Зорюшка ясна…
Ой, по этой-то ли по зорюшке
Пта… ой, пташицы да поют…

Толик оглядел палубу. Притихшие туристы отложили гитары, и удивление
остановилось на их лицах. Хмурились почему-то пожилые рыбаки возле своих удочек.
Песню, оказывается, знали не все тетки, и первые строчки выводили лишь четверо —
три пожилые женщины и одна помоложе:

Пташицы поют…
Ой, они поют-распевают…
Не слы… —

пели они, а остальные им помогали дальше:

…Не слышно ничего,