Page 41 - Лабиринт
P. 41

ботинками, дым перестал валить, но от грязных, скоробившихся, пожухлых конвертов уже
               не было проку.
                     Все это время — пока парень открывал ящик, махал мешком, тушил письма — Толик
               стоял рядом и не шевелился. Он мог бы убежать, десять раз убежать, тем более что почтарь
               стоял к нему спиной, но не тронулся с места. Это было необъяснимо, непонятно, ни к чему,
               но это было так — Толик стоял словно вкопанный и будто ждал, пока бородач не покончит
               со своими хлопотами. Наконец парень обернулся к Толику.
                     Он не крикнул, не заругался, он просто долго смотрел на Толика, потом наклонился и
               приблизил к нему свое лицо.
                     — Ты  зачем? —  спросил  он,  все  удивляясь. —  Ведь  это  письма,  понимаешь?  Кто-то
               кому-то писал, надеялся, будет ждать ответа, а ты сжег… Понимаешь?..
                     Парень  говорил  негромко,  вглядываясь  в  лицо  Толика,  стараясь  понять,  зачем  он
               поджег  письма,  и  Толик  уже  открыл  рот,  чтобы  объяснить.  Сказать,  как  ждал  он  вчера
               веселого парня, а приехал тот толстяк, равнодушная квашня. Сказать все как есть. В конце
               концов почтарь имеет право узнать правду…
                     Толик уже открыл рот, чтобы рассказать парню все как есть, и вдруг увидел Женьку.
                     Она  высовывалась  из-за  плеча  почтаря  и,  щурясь,  строго,  как  Изольда  Павловна,
               вглядываясь в Толика.
                     «Привет!» — тоскливо подумал Толик, и в нем что-то оборвалось. Говорить с парнем
               при Женьке, выкладывать все как есть при этой шпионке он бы и под пыткой не согласился.
                     А почтарь не успокаивался.
                     — Ты зачем? Зачем? — спрашивал он, начиная злиться и слегка встряхивая Толика за
               плечо.
                     — Просто так, — дрожа, сказал Толик.
                     — Ах, просто так! — взорвался почтарь. — С ним, как с человеком, а он, оказывается,
               просто так! Ничего себе просто так!.. За просто так сжег кучу писем!..
                     Парень все раскалялся и раскалялся, а Женька все мельтешила за ним, не уходила  —
               как же, ждите, уйдет она! Наконец бородач перестал возмущаться и потребовал:
                     — А ну говори, где живешь? Где учишься?
                     Спросил он это тихо, спокойно, но с решимостью. Наверное, теперь Толик казался ему
               хулиганом,  ни  больше  ни  меньше  —  малолетним  вредителем,  которого  надо  решительно
               остановить, иначе будет хуже.
                     Толик  в  ответ  понурил  голову,  затоптался  на  месте  —  это  было  мертвым  делом
               допытываться  у  него,  где  он  учится  и,  того  хуже,  где  живет,  но  вперед  сунулась  Женька.
               Правда, пока она молчала. Услышав вопрос парня, ступила на шаг ближе, держа за спиной
               портфель  и  непринужденно  его  покачивая,  но  от  нее  можно  было  всего  ждать,  и  Толик
               погрозил ей сбоку кулаком, чтоб она не вздумала сунуться.
                     Это все и решило. Женька фыркнула и сказала:
                     — Подумаешь, какой! — И, помолчав, вроде бы даже подумав, а не с бухты-барахты,
               прибавила, обращаясь к парню: — Дяденька, он у нас учится. Вон в той школе…
                     Бородач крепко ухватил Толика за плечо, и они пошли на расправу.
                     Предательница Женька бежала впереди, показывала дорогу, а приблизившись к школе,
               стремительно кинулась в подъезд.
                     Едва  только  парень  вместе  с  Толиком  переступили  школьный  порог,  их  встретила
               каменная Изольда Павловна.
                     Она сверлила Толика презрительным взглядом.
                     «Ну все!..» — подумал Толик.

                                                               8

                     Толик брел по улице, вспоминал побледневшее лицо Изольды Павловны, вспоминал, с
               какой злостью сказала она: «Завтра без матери не приходи!» — и не знал, куда ему деться.
   36   37   38   39   40   41   42   43   44   45   46