Page 41 - Лабиринт
P. 41
ботинками, дым перестал валить, но от грязных, скоробившихся, пожухлых конвертов уже
не было проку.
Все это время — пока парень открывал ящик, махал мешком, тушил письма — Толик
стоял рядом и не шевелился. Он мог бы убежать, десять раз убежать, тем более что почтарь
стоял к нему спиной, но не тронулся с места. Это было необъяснимо, непонятно, ни к чему,
но это было так — Толик стоял словно вкопанный и будто ждал, пока бородач не покончит
со своими хлопотами. Наконец парень обернулся к Толику.
Он не крикнул, не заругался, он просто долго смотрел на Толика, потом наклонился и
приблизил к нему свое лицо.
— Ты зачем? — спросил он, все удивляясь. — Ведь это письма, понимаешь? Кто-то
кому-то писал, надеялся, будет ждать ответа, а ты сжег… Понимаешь?..
Парень говорил негромко, вглядываясь в лицо Толика, стараясь понять, зачем он
поджег письма, и Толик уже открыл рот, чтобы объяснить. Сказать, как ждал он вчера
веселого парня, а приехал тот толстяк, равнодушная квашня. Сказать все как есть. В конце
концов почтарь имеет право узнать правду…
Толик уже открыл рот, чтобы рассказать парню все как есть, и вдруг увидел Женьку.
Она высовывалась из-за плеча почтаря и, щурясь, строго, как Изольда Павловна,
вглядываясь в Толика.
«Привет!» — тоскливо подумал Толик, и в нем что-то оборвалось. Говорить с парнем
при Женьке, выкладывать все как есть при этой шпионке он бы и под пыткой не согласился.
А почтарь не успокаивался.
— Ты зачем? Зачем? — спрашивал он, начиная злиться и слегка встряхивая Толика за
плечо.
— Просто так, — дрожа, сказал Толик.
— Ах, просто так! — взорвался почтарь. — С ним, как с человеком, а он, оказывается,
просто так! Ничего себе просто так!.. За просто так сжег кучу писем!..
Парень все раскалялся и раскалялся, а Женька все мельтешила за ним, не уходила —
как же, ждите, уйдет она! Наконец бородач перестал возмущаться и потребовал:
— А ну говори, где живешь? Где учишься?
Спросил он это тихо, спокойно, но с решимостью. Наверное, теперь Толик казался ему
хулиганом, ни больше ни меньше — малолетним вредителем, которого надо решительно
остановить, иначе будет хуже.
Толик в ответ понурил голову, затоптался на месте — это было мертвым делом
допытываться у него, где он учится и, того хуже, где живет, но вперед сунулась Женька.
Правда, пока она молчала. Услышав вопрос парня, ступила на шаг ближе, держа за спиной
портфель и непринужденно его покачивая, но от нее можно было всего ждать, и Толик
погрозил ей сбоку кулаком, чтоб она не вздумала сунуться.
Это все и решило. Женька фыркнула и сказала:
— Подумаешь, какой! — И, помолчав, вроде бы даже подумав, а не с бухты-барахты,
прибавила, обращаясь к парню: — Дяденька, он у нас учится. Вон в той школе…
Бородач крепко ухватил Толика за плечо, и они пошли на расправу.
Предательница Женька бежала впереди, показывала дорогу, а приблизившись к школе,
стремительно кинулась в подъезд.
Едва только парень вместе с Толиком переступили школьный порог, их встретила
каменная Изольда Павловна.
Она сверлила Толика презрительным взглядом.
«Ну все!..» — подумал Толик.
8
Толик брел по улице, вспоминал побледневшее лицо Изольды Павловны, вспоминал, с
какой злостью сказала она: «Завтра без матери не приходи!» — и не знал, куда ему деться.