Page 38 - Лабиринт

Форточка! Форточка в нем была такая, что в нее мог пролезть не только мальчишка, но
и не очень толстый взрослый.
Толик влез на подоконник и выбросил в форточку портфель. Сумка грохнулась среди
играющих ребят, и они испуганно остановились, подняв головы. Толик ухватился за
перекладину форточки, подтянулся, опираясь на оконную ручку.
Ребята увидели его и весело загалдели.
Толик просунулся в форточку и повис уже по ту сторону окна.
Этаж был первый, но довольно высокий. Правда, внизу чернел сугроб грязного,
подтаявшего снега, и Толик разжал руки.
Стекло и стенка смазались перед глазами, и Толик по пояс провалился в грязный
сугроб.
Ребята вокруг хохотали. Цыпа хлопал Толика по спине и кричал:
— Ну, не ожидал от тебя! Молоток!
Но Толику было некогда выслушивать похвалы.
Он выбрался из сугроба, схватил сумку и, оглянувшись на дверь, из которой каждую
минуту мог выйти отец, кинулся к дому.
Пробегая мимо Женьки, стоявшей отдельно от ребят, Толик мельком взглянул на нее.
Учительницына дочка смотрела на него, скривив брови, будто для того и стояла тут, чтобы
увидеть, как Толик выпрыгнет из уборной.
— В тихом омуте, — сказала она вслед Толику, — черти водятся!
Толик не стал с ней спорить.
Ему было не до Женьки.
Он мчался по улице, как ошпаренный, без шапки и без пальто, и прохожие смотрели
ему вслед.
Вечером мама сходила за шубой.
Она вернулась заплаканная, долго вздыхала, а потом сказала:
— Нянечка говорит: целый день ждал… Недавно ушел…
Бабка хмыкнула, нацепила на нос очки, стала царапать пером бумагу, шевеля губами.
«Пишет! — в отчаянии подумал Толик. — Пишет!!» И вдруг почувствовал, как устал,
смертельно устал. Что он не в силах совладать с жуткой бабкой.
Баба Шура стащила очки, покусала в раздумье дужку и вдруг спросила, оборачиваясь к
Толику:
— Грозился, говоришь? Кулаками махал?
Толик захлебнулся.
— Рехнулась?! — заорал он. — Да он меня не видел!
— Угу, — сказала бабка, не отрываясь от своих мыслей и не слыша Толика. И снова
заскоблила перышком.
В голове у Толика зазвенело, и он пожелал страшного. Он пожелал бабке смерти…

7

Он устал, смертельно устал от этой войны, он был не в силах одолеть бабку. Но
отступиться, махнуть рукой, сказать самому себе: я сделал все и больше не могу — это
значило сдаться.
Это значило трижды стать подлецом.
Первый раз — уступив силе, второй — нечаянно, желая добра, и в третий — сейчас,
сдавшись.
Толик прикрыл глаза.
Жалобы, как серые, скользкие жабы, сидели напротив отца, широко разевая глотки.
«Товарищи, партийный комитет, прошу вас вернуть моего папу…» Жабы подступали к отцу
все ближе, тяжело подпрыгивая и жирно шлепаясь.
Толика передернуло.