Page 48 - Лабиринт

Сейчас Цыпа говорил так, будто рапортовал правила русского языка какому-нибудь
маршалу. Тощая грудь его вздымалась под пиджаком, он смело глядел на студенток и
тарабанил правила, как опытный барабанщик печатает дробь.
«Во дает!» — восхищенно подумал Толик, не узнавая Цыпу, — тот шел явно на
пятерку, — но и ему Изольда Павловна поставила только «четыре».
Тут Толик удивился совсем. Женьку «русалка» зажимала всегда, но ведь Цыпа-то,
Цыпа в другой раз получил бы пятерку! Нехорошая мысль пришла Толику. «А что, если, —
подумал он, — это она специально? Специально вызвала Женьку и Цыпу, а не других, чтоб
не подвели. Глядите, мол, студентки, как учить надо!»
После всего, что произошло в кабинете директора, Толик смотрел на Изольду
Павловну, словно на змею, которая того и гляди ужалит. Как она сказала про него и про
отца! Как она вообще говорила! Никогда Толик эту учительницу не любил, а сегодня
особенно. Сегодня она вообще на модель походила, какие в магазинных окнах стоят. Вроде
бы и похожа на человека, а сама неживая, холодная. И хитрая!
Конечно, Женьку с Цыпой она нарочно предупредила, чтоб уроки выучили. У Толика
задрожали руки: а что, если проверить?
Цыпа кончил барабанить свои правила, и Толик поднял руку. Сейчас он узнает, прав
или ошибается. Сейчас увидит — спросит его Изольда Павловна или нет. Он поднял руку
повыше, хотя никаких уроков вчера не учил. А ну и что! Подумаешь, двойка! Зато сразу ясно
станет.
А если не ясно? Если спросит?
Ну, тогда он ей отомстит за то, что она у директора говорила, — выйдет к доске и
понесет какую-нибудь чушь. На «пару». Она же не хочет, чтоб у нее на таких уроках двойки
получали.
Сердце гремело, а Толик все тянул и тянул руку. Изольда Павловна уже заметила его;
он видел, что заметила, видел, как недовольно сверкнуло ее пенсне и как зашуршала она в
классном журнале, отыскивая там что-то. Заметила, но представляется, что не видит.
Толик злорадствовал. Значит, точно! Значит, не хочет спрашивать, чтоб не подвел!
Наконец «русалка» оторвалась от журнала, строго взглянула на Толика и спросила:
— Тебе надо выйти, Бобров?
Кто-то хихикнул.
— Нет, — ответил Толик.
— А что же? — спросила учительница.
— Отвечать.
Изольда Павловна усмехнулась тонкими бледными губами и сказала вдруг:
— Пожалуй, сегодня тебе отвечать не стоит. Ведь тебе, должно быть, и не до уроков
сегодня. Отдохни от домашних неприятностей…
Она говорила это вкрадчивым, тихим голосом, и со стороны можно было подумать, что
учительница заботится о Толике, у которого что-то случилось дома, что она вообще очень
добрый человек.
Бледнея, Толик увидел, как на него с любопытством глядят ребята, словно на
марсианина. Никогда в классе ни о чьих домашних неприятностях не говорили, и уж раз
Изольда Павловна сказала, да еще так сказала — жалеючи, да еще при студентках, значит, у
Толика и правда что-то такое-разэтакое случилось.
Нет, что угодно, а такой подлости он не ждал от Изольды Павловны! Конечно, она бы
непременно рассказала Женьке про письма, а та всем другим, это ясно, но вот так, как
сейчас! При всех! Ненавидящим взглядом Толик смотрел на учительницу, стараясь поймать,
увидеть ее глаза, но Изольда Павловна глядела поверх класса. Вот, значит, она какая — злая,
беспощадная! И лживая, лживая!..
Но все-таки Толик узнал правду. Она не захотела его спросить. Она спросила лишь
Женьку и Цыпу, чтоб студентки поразились ее строгости.
— А вот завтра, — Изольда Павловна мягко, как кошка, подошла к Толику и вдруг