Page 50 - Лабиринт
P. 50

синяков ему наставить». Но Цыпа не стоил того. А то еще немного, глядишь,  Цыпа вроде
               героя станет.
                     На  уроках  старалась  Женька.  Она  косилась  в  сторону  Толика,  прищурясь,  кривила
               губы, будто прикасалась к чему-то липкому и мерзкому, шепталась с Цыпой; они хихикали
               и, глядя на Толика, осуждающе качали головами.
                     Эти двое Толику были понятны, но ведь класс состоял не только из них. Пристально и
               удивленно  глядел  на  Толика  Коля  Суворов  —  веселый  и  справедливый  человек.  Поймав
               взгляд Толика, он смущенно отворачивался, но потом снова смотрел, смотрел задумавшись,
               недоуменно.  Исподлобья  взглядывала  на  Толика  приветливая  Машка  Иванова,  хоть  и
               зубрилка порядочная, и растеряха, будто ветер у нее в башке свищет, но хорошая девчонка,
               свой человек.  В ее глазах Толик  улавливал  осуждение, но что делать, права была Машка,
               прав был Коля. Они же ничего не знали…
                     После  третьего  урока,  когда  началась  большая  перемена  и  ребята  ушли  из  класса,  в
               дверях появилась практикантка Ерошкина.
                     Лицо у нее пылало, веснушки дрожали на носу. В классе запахло духами.
                     — Здравствуй, мальчик, — тревожно сказала она. — Ты дежуришь?
                     Толик кивнул и улыбнулся Ерошкиной. «Ерошка на одной ножке», — подразнил он ее
               про себя.
                     — Я  напишу  на  доске  примеры, —  сказала  она,  берясь  за  мелок, —  а  ты  смотри  не
               стирай! — И стала выводить округлые, красивые буквы.
                     «Примеры деепричастий, — написала она и подчеркнула заголовок жирной чертой. —
               Пятак упал, звеня и подпрыгивая. Лошадь скакала, закусив удила. Уходя от преследования,
               олень несся по лесу».
                     Не оборачиваясь, Ерошкина вдруг спросила Толика:
                     — Ты готов?
                     — Что готов? — не понял он.
                     — Урок выучил?
                     А-а, не забыла, значит! Или заботливая Изольда Павловна напомнила.
                     Толик  вздохнул  и  полез  за  книжкой.  Никогда  он  раньше  таким  делом  не  занимался,
               чтоб  урок  учить  в  перемену.  Ненадежно  это,  что  и  говорить.  Ненадежно,  а  что  делать?
               Прочитал, запомнил, пока вызовут, еще забыть не успеешь.
                     Вчера  же  был,  конечно,  особый  случай,  и  Толику  после  сражения  с  Изольдой
               Павловной стоило бы выучить урок. Но он опять бродил по магазинам, пока их не закрыли.
                     — Так ты не подготовился? — обернулась Ерошкина.
                     — Сейчас прочитаю, не волнуйтесь, — ответил Толик и криво улыбнулся ей.
                     — А успеешь? — засмеялась Ерошкина.
                     — Успею, чего там, — буркнул Толик.
                     — Ну  что  ж, —  согласилась  она  и  пошла  к  двери. —  Только,  пожалуйста, —
               обернулась на пороге, — только, пожалуйста, приготовь тряпку.
                     Толик кивнул ей и побежал к уборной. Когда, намочив тряпку, он возвращался назад,
               загремел звонок, и Толик вошел в класс вместе со всеми.
                     Он кинул тряпку в ящичек — и обомлел: примеров Ерошкиной на доске не было. Их
               будто кто-то слизнул языком.
                     Он все стоял, ошалело глядя на доску, когда в класс одна за другой вплыли нарядные
               студентки. За ними горделиво шла Изольда Павловна, выгнув коромыслом длинную шею.
               Шествие  замыкала  розовая  от  волнения  Ерошкина.  Ничего  не  замечая,  она  простучала
               каблучками к столу, раскрыла журнал, но в это время сзади произошло движение, и из класса
               пулей вылетела заалевшая Изольда Павловна.
                     «Камчатка»  загудела,  студентки  заволновались  и  поплыли  из  класса  обратно.
               Печальное  шествие  замыкала  Ерошкина.  Она  громко  сморкалась  в  кружевной  платок,  и
               Толику стало ужасно жалко ее.
                     В класс ворвалась Изольда Павловна и, поднеся к глазам руку с часиками, сказала:
   45   46   47   48   49   50   51   52   53   54   55