Page 60 - Лабиринт
P. 60
дядька из парткома, драка с Цыпой, стертая доска и тонкогубая Изольда Павловна
промчались перед Толиком нестройной чередой, как привидения, как духи с того света.
Толик отшатнулся от отца. Сколько всего разделяло их теперь: сколько несчастий,
обид, слез!.. А главное — их разделял страх.
Толик боялся отца. Он боялся его все эти долгие дни, но тогда страх был отдаленным.
Толик мог его избегать, прячась от отца, таясь за взрослыми, перебегая от угла к углу.
Теперь страх вырос и стоял перед ним. Страх был отцом, и надо было рассчитываться.
Толик ждал, что отец станет ругать его, Или еще хуже — пройдет мимо, будто бы не
узнав. Он никак, ну никак не мог простить Толику этих писем. Никак! Ведь из-за них, из-за
жалоб, пришли они в суд, и судья станет разводить их, потом делить Толика. Нет, то, что
было сделано им, неисправимо. Это нельзя простить.
Вдруг отец шагнул к Толику. Мальчик сжался в комок.
— Толик!.. — сказал отец тяжелым голосом. — Толик! Сынок!..
Он протянул к Толику руки, и враз, в одно мгновенье, все прошлое, тяжкое, страшное
исчезло. Будто по заляпанной чернилами тетрадке кто-то провел удивительным ластиком. И
грязный лист стал белым.
Толик, раскинув руки, бросился навстречу отцу.
Он бросился к отцу — и словно взлетел, как стриж над улицей. Выше крыш, выше
тополей, выше труб пронесся, разрезая крыльями упругий ветер. Увидел большое солнце —
вполнеба. Увидел близкие облака. Засмеялся легко, освобожденно.
2
И вот снова на землю упал. Опять обшарпанный дом перед глазами. Где-то в нем, за
серыми стенами, отца и мать судят.
Толик видел на картинке судебную богиню. Тетка с завязанными глазами, а в руках —
весы. Вешает, будто рыночная торговка ягоды. А что вешает? Вину! Кто больше виноват, в
ту сторону и весы перетянут.
Толик не сомневался: если по справедливости взвешивать, весы в мамину сторону
перетянут. Она больше виновата. Отец совсем ни при чем. Хотя кто его знает… Та древняя
тетка с завязанными глазами ничего не видела, может, и тут не увидит?
Толик шевельнулся. Очнулся от своих дум. Тетю Полю спросил:
— А страшно судиться?
— Кому как, — качнула она головой. — Должно, стыдно, а бояться чего?..
Толик вспомнил тех, с лошадиными лицами. Как тетя Поля их ругала. Кто такие, он так
ведь и не понял.
— А-а!.. — махнула рукой тетя Поля. — Есть тут всякие. У людей горе, а они как в
кино ходят. Любопытные просто…
Как? Толик не поверил. Не может быть! Не может быть, чтобы на суд пускали кого
угодно, да еще и бесплатно: гляди — не хочу. Слушай, как судят.
— И там? — спросил он оторопело, кивнув головой.
Тетя Поля поняла.
— И там.
Толик с ужасом представил опять желтую скамью подсудимых. На ней мать с отцом, а
сбоку — эти лица. Как тени. Заглядывают им в глаза, и мама с отцом головы опускают. Все
ниже, ниже, чтобы скрыться от них. Он думал, там одни судьи. И одному судье всего не
скажешь, а тут эти лошадиные морды. Как стыдно! Ужасно стыдно!
Солнце стояло над головой, жарило сквозь рубашку спину. Тетя Поля надвинула на
глаза платок и вдруг спросила:
— А с кем ты останешься, если они разойдутся?
Толик испуганно поглядел на нее. Правда! Как он забыл? Ведь если… Надо будет
решать. С отцом или с мамой? Толик вспомнил тот день, когда он ждал отца возле