Page 61 - Лабиринт

проходной. Тогда он не сомневался ни секунды. С отцом! Отца выгнали из дому, он
оставался один, и тогда Толик твердо решил, что будет с ним. Отец говорил: трудно, надо
подождать, и Толик согласился. А потом закрутилась такая карусель, что голова кругом.
Сегодня все стало по-прежнему. Толик думал, отец не будет с ним говорить, а он
протянул руки. Значит, по-прежнему? Значит, как было? Значит, он должен быть с отцом?
Толик задумался.
Значит, с отцом! Он хотел было сказать это тете Поле, но что-то удерживало его. Будто
лопнула какая-то ниточка с тех пор, как он не видел отца. Он бросился с трепетом навстречу
отцу, а сейчас думал, что радовался, наверное, из-за прощения. Отец простил его, протянул
руки — и сразу исчез страх. То, что мучило его столько времени. И сразу стало легко.
Может, из-за этого он радовался?
Толику стало стыдно, что он размышляет, будто шкурник. Ему хорошо, а на отца
теперь наплевать? Пусть как знает?
Да, Толику было стыдно, но тетя Поля ждала, надо отвечать ей, и Толик растерянно
пожал плечами.
— Меня ведь будут делить, — сказал он мрачно. — Как поделят.
— Вон как! — удивилась тетя Поля. — А я-то думала, ты живой человек. Сам решать
станешь.
Толик мгновенно вспотел. Ему стало стыдно. Самого себя. Тети Поли. Но он так и не
сказал ничего больше. Еще раз пожал плечами и сильней покраснел.
— Что ж, — сказала тетя Поля, вздыхая. — Не твоя вина, что не можешь ответить. И
отец и мама — родные люди. И если надо выбирать между ними — значит, они виноваты. Не
бабка твоя, не кто другой, а они. Оба.
— Отец не виноват, — сказал Толик, глядя в землю.
— Охо-хо! — вздохнула тетя Поля. — Не виноват!.. Ну да ладно, — добавила она, —
будь по-твоему…
Они замолчали.
Толик припомнил, как сказала ему зимой тетя Поля, чтобы они с отцом не бросали
маму бабке. Толик кивнул тогда головой, но что он мог поделать?
— Ах, был бы жив мой Коля! — сказала вдруг тоскливо соседка. — Никогда и в голову
не пришло бы нам разводиться…
Толик удивленно обернулся к ней. Глаза у тети Поли были широко открыты, она
смотрела вперед, словно старалась разглядеть что-то там, впереди.
— Если бы живой он был, — повторила она тягостно и вдруг сказала с жаром, будто
спорила с кем: — Да ведь люди для того и находят друг друга, чтобы любить! Чтобы
рядышком быть до самой смерти, да и помереть-то хорошо бы в один день!
Она помолчала. Потом добавила:
— А есть, есть такие счастливцы, мало, но есть, — помирают в один день.
Толик удивился — чего тут счастливого? — но промолчал. Уж очень горько говорила
тетя Поля.
— Ну да что толковать, — вздохнула она, смахивая слезинку. — У всякого — свое. А
если уж все в горе испытывается, никому такого горя не пожелаю.
Тетя Поля утерла глаза краем платка. Хлопнула дверь, и из суда вышла бабка. Она
сияла, словно начищенный самовар, и у Толика сразу оборвалось сердце. Улыбается бабка —
значит, быть худу.
— Господи! — охнула тетя Поля. — Неужто своего добилась?
Вслед за бабкой шагали мама с отцом. Они хмурились и отворачивались друг от друга.
— Да ты тут никак горевала? — воскликнула бабка, подходя к тете Поле и
всматриваясь в нее. — Ох ты, сердешная!
— С вами заплачешь, — ответила тетя Шля, настороженно глядя то на отца, то на мать,
стараясь разгадать, чем там кончился этот суд.
— Вот и все! — объявила бабка, морща от веселья острый носик. — Молодец Маша,