Page 63 - Лабиринт
P. 63
— Ты должен вернуться. Я не могу без тебя!
— Ах, Маша, Маша! — горько усмехнулся отец и добавил: — Да разве можно
удержать силой, чудак ты человек?
Они понурились оба над своими вазочками, так и не глотнув ни разу мороженого.
Толик все ждал, что сейчас заговорят о нем. Как он-то? Куда? Как его разделили? Но
родители молчали и, казалось, забыли о нем.
— А я? — спросил Толик, глядя то на маму, то на отца. — А как я?
— Ты? — задумчиво переспросил отец. — Ты?
Он взглянул на маму.
— Я думаю, — спросил он, — у меня равные с тобой права на Толика?
Мама испуганно кивнула.
— Тогда скажи, когда я буду видеть сына.
— В воскресенье, — ответила мама и взглянула за стеклянную стену.
Дождь на улице кончился.
А в маминых глазах опять были слезы.
3
Теперь по воскресеньям у Толика половинчатая жизнь. Вечером он мамин, а с утра
принадлежит отцу. Все-таки разрезал его судья, как пирог, на две части.
Толик встает утром, завтракает и смотрит в окно. На ворота. Потом возле ворот
появляется отец, и Толик кричит маме:
— Я ушел! Пока!
Они бродят вдвоем до самого вечера. Ходят в кино. Едят мороженое в стеклянном
кубике. Катаются на трамвае — до конечной остановки и обратно. Пьют до отвала сладкую
воду. А когда совсем жарко, идут к реке.
Толик больше всего жаркие воскресенья любит. Он у берега бултыхается, где по
грудку, ныряет с открытыми глазами, глядит, как бегает солнце по речному дну,
переливаясь. А выскочит из-под воды, фыркает, весело смеется, скачет на одной ножке,
вытряхивает воду из ушей. Потом на отца глядит.
Отец руки вперед, будто нехотя, выбрасывает, а гребнет — сразу вперед уносится,
только бурунчики кипят! Руки у отца жилистые, сильные и, кажется, звонкие — на солнце
загорели и медью отдают.
Отец и Толика плавать учит. Посадит его на плечи и в воду, как царь Нептун, идет.
Волны перед отцом разбегаются, он заходит на глубину, себе по горло, велит Толику на
плечи ему становиться и кричит:
— Ныряй!
У Толика колотится сердце: до заповедной мели далековато, да и с отцовских плеч
прыгать страшно, — но он молчит, чтобы не осрамиться. Закрыв глаза, бросается в сторону
берега, отбивает живот и машет руками изо всех сил. Сквозь плеск он слышит, как отец его
подбадривает, и вдруг упирается руками в песок. Доплыл!
— Ну вот, — говорит отец, — только не торопись. Набок голову поворачивай — вдох,
в воду лицо — выдох. И не бойся. Давай-ка еще раз.
Потом они лежат на берегу, говорят неторопливо, и Толик засыпает отца желтым
песком — ноги, туловище, руки. Отца голова остается.
Голова лежит на песке, улыбается, всякие интересные истории рассказывает. Вот,
например, откуда инженеры взялись? Что вообще значит «инженер»? Оказывается, это слово
произошло от латинского — «ингениум». Значит, способность, изобретательность. Выходит,
инженер — изобретатель. Толик удивлялся: неужели всякий инженер непременно
изобретатель? Отец говорит: всякий. Один в меньшей степени изобретатель, другой — в
большей. И вообще, инженер, пожалуй, самый главный человек в стране. Любая машина, да
что машина — самая простая вещь инженером придумана, сконструирована, рассчитана.