Page 15 - Мой генерал

только не знает и не умеет! Костер запалить с одной спички. Даже в дождь. Не каждый
взрослый сможет. Определить в тайге, где север, где юг – без всяких компасов, по деревьям.
Где север, на деревьях, оказывается, мох растет. Да что там! Кешка все грибные места знает.
Знает, где ягоды растут.
Однажды он нарисовал маленького человечка. Желтенького. Руки и ноги длинные, и
голова лысая. Кешка сказал мне, что человечек этот на самом деле никакой не человечек, а
корень, который на человечка похож. Называется женьшень, корень жизни. Из него
драгоценное лекарство делают, и люди, которые его выпьют, долго живут. Растет этот
корень на Дальнем Востоке, но старики говорят, встречается и в Сибири. Только редко.
Кешка зеленым карандашом лист нарисовал. Узорный, с разрезами. Корень в земле живет,
так его по таким листьям ищут. Потом Кешка с меня железное слово взял. Что я молчать
буду, как рыба. Потому что он поставил перед собой цель – найти женьшень во что бы то ни
стало.
Вот вам Кешка. Так что его учителя недооценивают. Не понимают. Поймут, когда
Кешка женьшень найдет.
Ну еще какой Кешка?
Черноволосый и чернобровый. Лицо у него широкое и скуластое. И руки – будь здоров.
Кешка – чемпион в классе. Кого хочешь на локотки пережмет. Или ладонь сдавит так, что
слезы из глаз брызнут. Но Кешка этим не гордится и зря свою силу не показывает. За это я
Кешку уважаю.
Но прежде всего я Кешку уважаю за умные советы. По-моему, он все знает. Вот я ему и
пожаловался, что секрет про мороженое не выходит. Кешка подумал и сказал:
– Оно, конечно, еще есть способ.
Потом оглядел меня пристально, словно прикинул: выдержу ли? Я его локтем двинул:
давай, мол, о чем речь.
– Ладно уж, – сказал Кешка. – Возьми простыню, намочи в холодной воде, завернись в
нее и стой, пока зубы не застучат. Десять минут зубами стучи. Но не больше. Понял?
Вечером температура поднялась к тридцати восьми.
«Хорошо, – подумал я, довольный, – теперь займемся дедом».

Наши разговоры

Утром мама велела мне лежать, обещала периодически звонить, а дед, надев сапоги,
убежал в магазин.
«Не хватало ему, – думал я, – еще ухаживать за больными!»
Но что делать? Искусство требует жертв.
Может быть, для того, чтобы подбодрить меня, а может, это он всегда так делал тут в
одиночестве, когда мы уходили, дед начал петь. Вернулся из магазина, погремел
кастрюлями, поставил молоко кипятить и стал петь:

Дан приказ – ему на запад,
Ей в другую сторону!

Я его поддержал:

Уходили комсомольцы
На гражданскую войну!

Дед принес кружку горячего молока с содой, заставил выпить. Пока я морщился и
потел, он впечатлениями делился.
– Странный у вас поселок, – говорил дед. – Днем магазины закрывать можно. По-
моему, один я по поселку и хожу.