Page 71 - Не стреляйте в белых лебедей
P. 71

18

                     Весь  поселок  слышал,  какие  песни  пели  у  Полушкина.  Как  потом  всем  застольем
               Нонну Юрьевну провожали, как смеялась она и как Егор лично ей спел свою любимую:

                                         Ах, люди добрые, поверьте.
                                         Ды расставанье, ды хуже смерти!

                     А Юрий Петрович вернулся ночевать к Егору. Кольке в доме постелили, а мужчины
               легли в сараюшке. И вот, о чем они говорили, об этом никто не слышал, потому что разговор
               тот был серьезным.
                     — Егор Савельич, что если я вам этот лес поручу?
                     — А как же свояк? Федор Ипатыч?
                     — Жук  ваш  Ипатыч.  Жук  и  прохвост:  сами  видели.  Ну,  а  если  по  совести?  Если
               лесником вас-будет порядок?
                     Егор помолчал, поразмыслил. Неделю бы назад он за такое предложение горло бы свое
               надсадил, заверяя, что и порядок будет, и работа, и все, что положено. А сейчас — странное
               дело! —  сейчас  вроде  бы  и  не  очень  обрадовался.  Нет,  обрадовался,  конечно,  но  радости
               своей не высказал, а спокойно обдумал все, взвесил и сказал, как солидный мужик:
                     — Порядок будет полный.
                     — Ну, спасибо, Егор Савельич. Завтра все и решим. Спокойной ночи.
                     Юрий  Петрович  на  бок  повернулся  и  сонно  задышал,  а  Егор  долго  лежал  без  сна.
               Лежал, думал хорошие думы, чувствовал полный, торжественный покой, прикидывал, что он
               сделает в лесу доброго и полезного. И думы эти совсем незаметно перешли в сон, и уснул он
               крепко и глубоко, как парнишка. Без тревог и волнений.
                     А  вот  Федор  Ипатыч  спал  плохо:  всхрапывал,  метался,  просыпался  вдруг  и  собаку
               слушал.  Пальма  цепью  звякала,  рвалась  куда-то,  лаяла  на  всю  округу,  и  Федор  Ипатыч
               жалел, что не старая она собака. Злился, ворочался с боку на бок, а потом решил, что жалко
               не жалко, а весной все равно ее пристрелит. И с этим радостным решением кое-как протянул
               до утра в тягостной полудремоте.
                     Завтракать сел без всякого аппетита. Ковырял яишенку вилкой, хмурился, на Марьицу
               ворчал. А потом в окно поглядел и чуть вилку не выронил.
                     Перед домом его стояли Егор Полушкин и новый лесничий Юрий Петрович Чувалов.
               Егор чего-то на петуха показывал и смеялся. Зубы щерил.
                     — Убери-ка все это, Марьица, — сказал Федор Ипатыч.
                     — Что все, Феденька?
                     — Жратву убери! — рявкнул он вдруг. — Все, чтоб дочиста на столе!
                     Не успела Марьица стол вытереть — дверь распахнулась и оба вошли. Поздоровались,
               но  рук  не  подали.  Ну,  Егору-то  первому  и  не  положено  вроде,  а  вот  что  Чувалов  от
               бурьяновского пожатия свою уберег, это Федора Ипатовича насторожило.
                     — Славный у вас домик, — сказал Юрий Петрович. — Не тесно втроем-то?
                     — Это кому тесно? Это нам тесно? Это в родном-то доме…— начала было Марьица.
                     — Годи! — крикнул хозяин. — Ступай отсюда. У нас свой разговор.
                     Вышла Марьица к сыну в соседнюю комнату. А Вовка знак ей там сделал и опять ухом
               к щели замочной припал.
                     — И полы тесаные. Богато.
                     — Все уплачено. Все — по закону.
                     — Насчет  закона  мы  суд  спросим.  А  пока  займемся  делом:  вот  вам  новый  лесник,
               товарищ  Полушкин  Егор  Савельич.  Прошу  в  моем  присутствии  по  акту  передать  ему
               имущество и документацию.
                     — Приказа не вижу.
                     — С приказом не задержу.
   66   67   68   69   70   71   72   73   74   75   76