Page 69 - Не стреляйте в белых лебедей

— Тут он не улыбался. Тут он тебя поминал.
— А когда еще поминал?
— А еще порубку старую на обратном конце нашли. В матером сосеннике.
— Ну, и какие же такие будут выводы?
— Насчет выводов мне не сказано.
— Ну, а на порубку-то кто их вывел? Компас, что ли?
— Сами вышли. На обратном конце.
— Сами, значит? Умные у них ноги. Ну-ну.
Федор Ипатович сидел на крыльце в старой рубахе без ремня и без пуговиц — враспах.
Подгонял топорища под топоры: штук десять топоров перед ним лежало. Егор стоял
напротив, переступая с ноги на ногу: в кошелке брякала пустая пол-литра.
Стоял, переминался, глаза отводил тот, кто в долг просит, тот загодя виноват.
— Все, значит, сами. И туристов сами нашли и порубки старые: ловко. Умные,
выходит, люди, а?
— Умные, Федор Ипатыч, — вздохнул Егор.
— Так, так. А я глянь, чего делаю. Я инвентарь чиню: его по описи передавать
придется. Ну, так как скажешь, Егор, зря я его чиню или не зря?
— Так чинить — оно не ломать. Оно всегда полезное дело.
— Полезное говоришь? Тогда слушай мой вывод. Вон со двора моего сей же момент,
пока я Пальму на тебя не науськал! Чтоб и не видел я тебя более и слыхом не слыхивал. Ну,
чего стоишь, переминаешься, бедоносец чертов? Вовка, спускай Пальму! Куси его, Пальма,
цапай! Цапай!
Тут Пальма и впрямь голос подала, и Егор ушел. Нет, не от Пальмы: сроду еще собаки
его не трогали, Сам собой ушел, сообразив, что денег тут не одолжат. И очень поэтому
расстроился.
Вышел со двора, постоял, поглядел на петуха, что топором его был сработан.
Улыбнулся ему, как знакомому, и враз расстройство его пропало. Ну, не добыл он денег на
угощение, ну, стоит ли из-за этого печаловаться, раз с крыши петух орет, а в лесу дева белая
волосы расчесывает? Нет, Федор Ипатыч, не достигнешь ты теперь до обиды моей, потому
что во мне покой поселился. Тот покой, который никогда не посетит тебя, никогда тебе не
улыбнется. А что денег нет и людей принять не могу, так то пустое. Раз деву они мою
поняли, так и это они поймут.
И, подумав так, он с легким сердцем и пустой кошелкой потрусил к собственному
дому. И пустая бутылка весело брякала в такт.
— Товарищ Полушкин! Полушкин! Оглянулся: Яков Прокопыч. С лодочной, видать,
станции: ключи в руке несет.
— Здоров, товарищ Полушкин. Куда поспешаешь-то?
Сказал Егор, куда поспешает.
— Гость важный, — отметил Яков Прокопыч. — А кошелка пустая. Нескладность.
— Чайком побалуются.
— Нескладность, — строго повторил Яков Прокопыч. — Однако, если по-соседски, то
можно рассудить. Я имею непочатую банку селедки и заход в магазин с твоей пустой
кошелкой. А ты имеешь важного гостя. Пойдет?
— Что пойдет-то? — не понял Егор. Яков Прокопыч с упреком посмотрел на него.
Вздохнул даже, коря за несообразительность.
— Знакомство.
— Ага! -сказал Егор. — С тобой, что ли?
— Я прихожу со всем припасом из магазина. Ты мне радуешься и знакомишь. Как
бывшего справедливого начальника.
— Ага, — с облегчением сказал Егор, уразумев, наконец, всю сложность
товарообмена. — Это пойдет.
— Это ты молодец, товарищ Полушкин,-с чувством отметил Яков Прокопыч, забирая у