Page 53 - СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ РАССКАЗЫ

– Здравия желаем! с приездом, ваше благородие! – отвечал фельдфебель, весело и
дружелюбно глядя на Козельцова. – Как здоровьем поправились, ваше благородие? Ну и
слава Богу! А то мы без вас соскучились.
Видно сейчас было, что Козельцова любили в роте. В глубине блиндажа послышались
голоса: «Старый ротный приехал, что раненый был, Козельцов, Михаил Семеныч», и т. п.;
некоторые даже пододвинулись к нему, барабанщик поздоровался.
– Здравствуй, Обанчук! – сказал Козельцов. – Цел? – Здорово, ребята! – сказал он
потом, возвышая голос.
– Здравия желаем! – загудело в блиндаже.
– Как поживаете, ребята?
– Плохо, ваше благородие: одолевает француз, – так дурно бьет из-за шанцов, да и
шабаш, а в поле не выходит.
– Авось на мое счастье, Бог даст, и выйдет в поле, ребята! – сказал Козельцов. – Уж мне
с вами не в первый раз: опять поколотим.
– Ради стараться, ваше благородие! – сказало несколько голосов.
– Что же, они точно смелые, их благородие ужасно какие смелые! – сказал барабанщик
не громко, но так, что слышно было, обращаясь к другому солдату, как будто оправдываясь
перед ним в словах ротного командира и убеждая его, что в них ничего нет хвастливого и
неправдоподобного.
От солдатиков Козельцов перешел в оборонительную казарму к товарищам-офицерам.

17

В большой комнате казармы было пропасть народа: морские, артиллерийские и
пехотные офицеры. Одни спали, другие разговаривали, сидя на каком-то ящике и лафете
крепостной пушки; третьи, составляя самую большую и шумную группу за сводом, сидели
на полу, на двух разостланных бурках, пили портер и играли в карты.
– А! Козельцов, Козельцов! хорошо, что приехал, молодец!.. Что рана? – послышалось
с разных сторон. И здесь видно было, что его любят и рады его приезду.
Пожав руки знакомым, Козельцов присоединился к шумной группе, составившейся из
нескольких офицеров, игравших в карты. Между ними были тоже его знакомые. Красивый
худощавый брюнет, с длинным, сухим носом и большими усами, продолжавшимися от щек,
метал банк белыми сухими пальцами, на одном из которых был большой золотой перстень с
гербом. Он метал прямо и неаккуратно, видимо чем-то взволнованный и только желая
казаться небрежным. Подле него, по правую руку, лежал, облокотившись, седой майор, уже
значительно выпивший, и с аффектацией хладнокровия понтировал по полтиннику и тотчас
же расплачивался. По левую руку на корточках сидел красный, с потным лицом, офицерик,
принужденно улыбался и шутил, когда били его карты; он шевелил беспрестанно одной
рукой в пустом кармане шаровар и играл большой маркой, но, очевидно, уже не на чистые,
что именно и коробило красивого брюнета. По комнате, держа в руках большую кипу
ассигнаций, ходил плешивый, с огромным злым ртом, худой и бледный безусый офицер и
все ставил ва-банк наличные деньги и выигрывал.
Козельцов выпил водки и подсел к играющим.
– Понтирните-ка, Михаил Семеныч! – сказал ему банкомет. – Денег пропасть, я чай,
привезли.
– Откуда у меня деньгам быть? Напротив, последние в городе спустил.
– Как же! вздули, уж верно, кого-нибудь в Симферополе.
– Право, мало, – сказал Козельцов, но, видимо не желая, чтоб ему верили, расстегнулся
и взял в руки старые карты.
– Попытаться нешто, чем черт не шутит! и комар, бывает, что, знаете, какие штуки
делает. Выпить только надо для храбрости.
И в непродолжительном времени, выпив еще 3 рюмки водки и несколько стаканов