Page 57 - СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ РАССКАЗЫ

что и говорить…
– А главное, – подхватил капитан, молчавший все время, – вот что, Владимир Семеныч:
вы представьте себе, что человек, как я, например, служит 20-ть лет на 200 рублях жалованья
в нужде постоянной; так не дать ему хоть за его службу кусок хлеба под старость нажить,
когда комисьонеры в неделю десятки тысяч наживают?
– Э! да что тут! – снова заговорил штабс-капитан. – Вы не торопитесь судить, а
поживите-ка да послужите.
Володе ужасно стало совестно и стыдно за то, что он так необдуманно сказал, и он
пробормотал что-то и молча продолжал слушать, как Дяденко с величайшим азартом
принялся спорить и доказывать противное.
Спор был прерван приходом денщика полковника, который звал кушать.
– А вы нынче скажите Аполлону Сергеичу, чтоб он вина поставил, – сказал
Черновицкий, застегиваясь, капитану. – И что он скупится? Убьют, так никому не
достанется!
– Да вы сами скажите, – отвечал капитан.
– Нет уж, вы старший офицер: надо порядок во всем.

20

Стол был отодвинут от стеньг и грязной скатертью накрыт в той самой комнате, в
которой вчера Володя являлся полковнику. Батарейный командир нынче подал ему руку и
расспрашивал про Петербург и про дорогу.
– Ну-с, господа, кто водку пьет, милости просим! Прапорщики не пьют, – прибавил он,
улыбаясь Володе.
Вообще батарейный командир казался нынче вовсе не таким суровым, как вчера;
напротив, он имел вид доброго, гостеприимного хозяина и старшего товарища. Но несмотря
на то, все офицеры, от старого капитана до спорщика Дяденки, по одному тому, как они
говорили, учтиво глядя в глаза командиру, и как робко подходили друг за другом пить водку,
показывали к нему большое уважение.
Обед состоял из большой миски щей, в которых плавали жирные куски говядины и
огромное количество перцу и лаврового листа, польских зразов с горчицей и колдунов с не
совсем свежим маслом. Салфеток не было, ложки были жестяные и деревянные, стаканов
было два, и на столе стоял только графин воды, с отбитым горлышком; но обед был не
скучен: разговор не умолкал. Сначала речь шла о Инкерманском сражении, в котором
участвовала батарея и из которого каждый рассказывал свои впечатления и соображения о
причинах неудачи и умолкал, когда начинал говорить сам батарейный командир; потом
разговор, естественно, перешел к недостаточности калибра легких орудий, к новым
облегченным пушкам, причем Володя успел показать свои знания в артиллерии. Но на
настоящем ужасном положении Севастополя разговор не останавливался, как будто каждый
слишком много думал об этом предмете, чтоб еще говорить о нем. Тоже об обязанностях
службы, которые должен был нести Володя, к его удивлению и огорчению, совсем не было
речи, как будто он приехал в Севастополь только затем, чтобы рассказывать об облегченных
орудиях и обедать у батарейного командира. Во время обеда недалеко от дома, в котором
они сидели, упала бомба. Пол и стены задрожали, как от землетрясения, и окна застлало
пороховым дымом.
– Вы этого, я думаю, в Петербурге не видали; а здесь часто бывают такие сюрпризы, –
сказал батарейный командир. – Посмотрите, Вланг, где это лопнула.
Вланг посмотрел и донес, что на площади, и о бомбе больше речи не было.
Перед самым концом обеда старичок, батарейный писарь, вошел в комнату с тремя
запечатанными конвертами и подал их батарейному командиру. «Вот этот весьма нужный,
сейчас казак привез от начальника артиллерии». Все офицеры невольно с нетерпеливым
ожиданием смотрели на опытные в этом деле пальцы батарейного командира, сламывавшие