Page 60 - СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ РАССКАЗЫ

нему был шум быстро ввалившегося в блиндаж человека.
– Что, брат, на улице не посидел? али не весело девки играют? – сказал один голос.
– Такие песни играют чудные, что в деревне никогда не слыхивали, – сказал, смеясь,
тот, который вбежал в блиндаж.
– А не любит Васин бомбов, ох, не любит! – сказал один из аристократического угла.
– Что ж! когда нужно, совсем другая статья! – сказал медленный голос Васина,
который когда говорил, то все другие замолкали. – 24-го числа так палили по крайности; а то
что ж дурно-то на говне убьет, и начальство за это нашему брату спасибо не говорит.
– Вот Мельников – тот небось все на дворе сидит, – сказал кто-то.
– А пошлите его сюда, Мельникова-то, – прибавил старый фейерверкер: – и в самом
деле убьет так, понапрасну.
– Что это за Мельников? – спросил Володя.
– А такой у нас, ваше благородие, глупый солдатик есть. Он ничего как есть не боится
и теперь все на дворе ходит. Вы его извольте посмотреть: он и из себя-то на ведмедя похож.
– Он заговор знает, – сказал медлительный голос Васина из другого угла.
Мельников вошел в блиндаж. Это был толстый (что чрезвычайная редкость между
солдатами), рыжий, красный мужчина, с огромным выпуклым лбом и выпуклыми
ясно-голубыми глазами.
– Что, ты не боишься бомб? – спросил его Володя.
– Чего бояться бомбов-то! – отвечал Мельников, пожимаясь и почесываясь, – меня из
бомбы не убьют, я знаю.
– Так ты бы захотел тут жить?
– А известно, захотел бы. Тут весело! – сказал он, вдруг расхохотавшись.
– О, так тебя надо на вылазку взять! Хочешь, я скажу генералу? – сказал Володя, хотя
он не знал здесь ни одного генерала.
– А как не хотеть! Хочу!
И Мельников спрятался за других.
– Давайте в носки, ребята! У кого карты есть? – послышался его торопливый голос.
Действительно, скоро в заднем углу завязалась игра – слышались удары по носу, смех и
козырянье. Володя напился чаю из самовара, который наставил ему барабанщик, угощал
фейерверкеров, шутил, заговаривал с ними, желая заслужить популярность и очень
довольный тем уважением, которое ему оказывали. Солдатики тоже, заметив, что барин
прустый, поразговорились. Один рассказывал, как скоро должно кончиться осадное
положение (в) Севастополе, что ему верный флотский человек рассказывал, как Кистентин,
царев брат, с мериканским флотом идет нам на выручку, еще – как скоро уговор будет,
чтобы не палить две недели и отдых дать, а коли кто выпалит, то за каждый выстрел 75
копеек штрафу платить будут.
Васин, который, как успел рассмотреть Володя, был маленький, с большими добрыми
глазами, бакенбардист, рассказал при общем сначала молчании, а потом хохоте, как, приехав
в отпуск, сначала ему были ради, а потом отец стал его посылать на работу, а за женой
лесничий поручик дрожки присылал. Все это чрезвычайно забавляло Володю. Он не только
не чувствовал ни малейшего страха или неудовольствия от тесноты и тяжелого запаха в
блиндаже, но ему чрезвычайно весело и приятно было.
Уже многие солдаты храпели. Вланг тоже растянулся на полу, и старый фейерверкер,
расстелив шинель, крестясь, бормотал молитвы перед сном, когда Володе захотелось выйти
из блиндажа – посмотреть, что на дворе делается.
– Подбирай ноги! – закричали друг другу солдаты, только что он встал; и ноги,
поджимаясь, дали ему дорогу.
Вланг, казавшийся спящим, вдруг поднял голову и схватил за полу шинели Володю.
– Ну полноте, не ходите, как можно! – заговорил он слезливо-убедительным тоном. –
Ведь вы еще не знаете; там беспрестанно падают ядра; лучше здесь…
Но, несмотря на просьбы Вланга, Володя выбрался из блиндажа и сел на пороге, на