Page 59 - СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ РАССКАЗЫ

шаг не отстававший от него и дома казавшийся таким храбрым, беспрестанно сторонился и
нагибал голову, как будто все бомбы и ядра, уже очень часто свистевшие тут, летели прямо
на него. Некоторые из солдатиков делали то же, и вообще на большей части их лиц
выражалось ежели не боязнь, то беспокойство. Эти обстоятельства окончательно успокоили
и ободрили Володю.
«Так вот я и на Малаховом кургане, который я воображал совершенно напрасно таким
страшным! И я могу идти, не кланяясь ядрам, и трушу даже гораздо меньше других! Так я не
трус?» – подумал он с наслаждением и даже некоторым восторгом самодовольства.
Однако это чувство бесстрашия и самодовольства было скоро поколеблено зрелищем,
на которое он наткнулся в сумерках на Корниловской батарее, отыскивая начальника
бастиона. Четыре человека матросов, около бруствера, за ноги и за руки держали
окровавленный труп какого-то человека без сапог и шинели и раскачивали его, желая
перекинуть через бруствер. (На второй день бомбардирования не успевали убирать тела на
бастионах и выкидывали их в ров, чтобы они не мешали на батареях). Володя с минуту
остолбенел, увидав, как труп ударился на вершину бруствера и потом медленно скатился
оттуда в канаву; но, на его счастье, тут же начальник бастиона встретился ему, отдал
приказания и дал проводника на батарею и в блиндаж, назначенный для прислуги. Не буду
рассказывать, сколько еще ужасов, опасностей и разочарований испытал наш герой в этот
вечер; как вместо такой стрельбы, которую он видел на Волковом поле, при всех условиях
точности и порядка, которые он надеялся найти здесь, он нашел 2 разбитые мортирки без
прицелов, из которых одна была смята ядром в дуле, а другая стояла на щепках разбитой
платформы; как он не мог до утра добиться рабочих, чтоб починить платформу; как ни один
заряд не был того веса, который означен был в «Руководстве»; как ранили 2 солдат его
команды и как 20 раз он был на волоске от смерти. По счастию, в помощь ему назначен был
огромного роста комендор, моряк, с начала осады бывший при мортирах и убедивший его в
возможности еще действовать из них, с фонарем водивший его ночью по всему бастиону,
точно как по своему огороду, и обещавший к завтраму все устроить. Блиндаж, к которому
провел его проводник, была вырытая в каменном грунте, в две кубические сажени
продолговатая яма, накрытая аршинными дубовыми бревнами. В ней-то он поместился со
всеми своими солдатами. Вланг, первый, как только увидал в аршин низенькую дверь
блиндажа, опрометью, прежде всех, вбежал в нее и, чуть не разбившись о каменный пол,
забился в угол, из которого уже не выходил больше. Володя же, когда все солдаты
поместились вдоль стен на полу и некоторые закурили трубочки, разбил свою кровать в углу,
зажег свечку и, закурив папироску, лег на койку. Над блиндажом слышались беспрестанные
выстрелы, но не слишком громко, исключая одной пушки, стоявшей рядом и потрясавшей
блиндаж так сильно, что с потолка земля сыпалась. В самом блиндаже было тихо: только
солдаты, еще дичась нового офицера, изредка переговаривались, прося один другого
посторониться или огню – трубочку закурить; крыса скреблась где-то между камнями, или
Вланг, не пришедший еще в себя и дико смотревший кругом, вздыхал вдруг громким
вздохом. Володя на своей кровати, в набитом народом уголке, освещенном одной свечкой,
испытывал то чувство уютности, которое было у него, когда ребенком, играя в прятки,
бывало, он залезал в шкаф или под юбку матери и, не переводя дыхания, слушал, боялся
мрака и вместе наслаждался чем-то. Ему было и жутко немножко и весело.

22

Минут через 10 солдатики поосмелились и поразговорились. Поближе к огню и
кровати офицера расположились люди позначительнее – два фейерверкера: один – седой,
старый, со всеми медалями и крестами, исключая Георгиевского; другой – молодой, из
кантонистов, куривший верченые папироски. Барабанщик, как и всегда, взял на себя
обязанность прислуживать офицеру. Бомбардиры и кавалеры сидели поближе, а уж там, в
тени около входа, поместились покорные. Между ними-то и начался разговор. Поводом к