Page 41 - Тарас Бульба

дети, старого. Мудро сказал кошевой; и, как голова козацкого войска, обязанный
приберегать его и пещись о войсковом скарбе, мудрее ничего он не мог сказать. Вот что! Это
пусть будет первая моя речь! А теперь послушайте, что скажет моя другая речь. А вот что
скажет моя другая речь: большую правду сказал и Тарас-полковник, – дай боже ему
побольше веку и чтоб таких полковников было побольше на Украйне! Первый долг и первая
честь козака есть соблюсти товарищество. Сколько ни живу я на веку, не слышал я,
паны-братья, чтобы козак покинул где или продал как-нибудь своего товарища. И те и
другие нам товарищи; меньше их или больше – все равно, все товарищи, все нам дороги. Так
вот какая моя речь: те, которым милы захваченные татарами, пусть отправляются за
татарами, а которым милы полоненные ляхами и не хочется оставлять правого дела, пусть
остаются. Кошевой по долгу пойдет с одной половиною за татарами, а другая половина
выберет себе наказного атамана. А наказным атаманом, коли хотите послушать белой
головы, не пригоне быть никому другому, как только одному Тарасу Бульбе. Нет из нас
никого, равного ему в доблести.
Так сказал Бовдюг и затих; и обрадовались все козаки, что навел их таким образом на
ум старый. Все вскинули вверх шапки и закричали:
– Спасибо тебе, батько! Молчал, молчал, долго молчал, да вот наконец и сказал.
Недаром говорил, когда собирался в поход, что будешь пригоден козачеству: так и
сделалось.
– Что, согласны вы на то? – спросил кошевой.
– Все согласны! – закричали козами.
– Стало быть, раде конец?
– Конец раде! – кричали козаки.
– Слушайте ж теперь войскового приказа, дети! – сказал кошевой, выступил вперед и
надел шапку, а все запорожцы, сколько их ни было, сняли свои шапки и остались с
непокрытыми головами, утупив очи в землю, как бывало всегда между козаками, когда
собирался что говорить старший.
– Теперь отделяйтесь, паны-братья! Кто хочет идти, ступай на правую сторону; кто
остается, отходи на левую! Куды бо'льшая часть куреня переходит, туды и атаман; коли
меньшая часть переходит, приставай к другим куреням.
И все стали переходить, кто на правую, кто на левую сторону. Которого куреня
бо'льшая часть переходила, туда и куренной атаман переходил; которого малая часть, та
приставала к другим куреням; и вышло без малого не поровну на всякой стороне. Захотели
остаться: весь почти Незамайковский курень, бо'льшая половина Поповичевского куреня,
весь Уманский курень, весь Каневский курень, бо'льшая половина Стебликивского куреня,
бо'льшая половина Тымошевского куреня. Все остальные вызвались идти вдогон за
татарами. Много было на обеих сторонах дюжих и храбрых козаков, Между теми, которые
решились идти вслед за татарами, был Череватый, добрый старый козак, Покотыполе,
Лемиш, Прокопович Хома; Демид Попович тоже перешел туда, потому что был сильно
завзятого нрава козак – не мог долго высидеть на месте; с ляхами попробовал уже он дела,
хотелось попробовать еще с татарами. Куренные были: Ностюган, Покрышка, Невылычкий;
и много еще других славных и храбрых козаков захотело попробовать меча и могучего плеча
в схватке с татарином. Немало было также сильно и сильно добрых козаков между теми,
которые захотели остаться: куренные Демытрович, Кукубенко, Вертыхвист, Балабан,
Бульбенко Остап. Потом много было еще других именитых и дюжих козаков: Вовтузенко,
Черевыченко, Степан Гуска, Охрим Гуска, Мыкола Густый, Задорожний, Метелыця, Иван
Закрутыгуба, Мосий Шило, Дёгтяренко, Сыдоренко, Пысаренко, потом другой Пысаренко,
потом еще Пысаренко, и много было других добрых козаков. Все были хожалые, езжалые:
ходили по анатольским берегам, по крымским солончакам и степям, по всем речкам
большим и малым, которые впадали в Днепр, по всем заходам 33 и днепровским островам;

33 Заход – залив.