Page 47 - Тарас Бульба

рука) и оглушил его внезапно по голове. Разлетелась медная шапка, зашатался и грянулся
лях, а Шило принялся рубить и крестить оглушенного. Не добивай, козак, врага, а лучше
поворотись назад! Не поворотился козак назад, и тут же один из слуг убитого хватил его
ножом в шею. Поворотился Шило и уж достал было смельчака, но он пропал в пороховом
дыме. Со всех сторон поднялось хлопанье из самопалов. Пошатнулся Шило и почуял, что
рана была смертельна. Упал он, наложил руку на свою рану и сказал, обратившись к
товарищам: «Прощайте, паныбратья, товарищи! Пусть же стоит на вечные времена
православная Русская земля и будет ей вечная честь!» И зажмурил ослабшие свои очи, и
вынеслась козацкая душа из сурового тела. А там уже выезжал Задорожний с своими, ломил
ряды куренной Вертыхвист и выступал Балаган.
– А что, паны? – сказал Тарас, перекликнувшись с куренными. – Есть еще порох в
пороховницах? Не ослабела ли козацкая сила? Не гнутся ли козаки?
– Есть еще, батько, порох в пороховницах. Не ослабела еще козацкая сила; еще не
гнутся казаки!
И наперли сильно козаки: совсем смешали все ряды. Низкорослый полковник ударил
сбор и велел выкинуть восемь малеванных знамен, чтобы собрать своих, рассыпавшихся
далеко по всему полю. Все бежали ляхи к знаменам; но не успели они еще выстроиться, как
уже куренной атаман Кукубенко ударил вновь с своими незамайковцами в середину и напал
прямо на толстопузого полковника. Не выдержал полковник и, поворотив коня, пустился
вскачь; а Кукубенко далеко гнал его через все поле, не дав ему соединиться с полком.
Завидев то с бокового куреня, Степан Гуска пустился ему навпереймы, с арканом в руке, всю
пригнувши голову к лошадиной шее, и, улучивши время, с одного раза накинул аркан ему на
шею. Весь побагровел полковник, ухватясь за веревку обеими руками и силясь разорвать ее,
но уже дюжий размах вогнал ему в самый живот гибельную пику. Там и остался он,
пригвожденный к земле. Но несдобровать и Гуске! Не успели оглянуться козаки, как уже
увидели Степана Гуску, поднятого на четыре копья. Только и успел-сказать бедняк: «Пусть
же пропадут все враги и ликует вечные веки Русская земля!» И там же испустил дух свой.
Оглянулись козаки, а уж там, сбоку, козак Метелыця угощает ляхов, шеломя того и
другого; а уж там, с другого, напирает с своими атаман Невылычкий; а у возов ворочает
врага и бьется Закрутыгуба; а у дальних возов третий Пысаренко отогнал уже целую ватагу.
А уж там, у других возов, схватились и бьются на самых возах.
– Что, паны? – перекликнулся атаман Тарас, проехавши впереди всех. – Есть ли еще
порох в пороховницах? Крепка ли еще козацкая сила? Не гнутся ли еще козаки?
– Есть еще, батько, порох в пороховницах; еще крепка козацкая сила; еще не гнутся
козаки!
А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал
старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой
кончины! Пусть же славится до конца века Русская земля!» И понеслась к вышинам
Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на Русской земле
и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру.
Балабан, куренной атаман, скоро после него грянулся также на землю. Три
смертельные раны достались ему: от копья, от пули и от тяжелого палаша. А был один из
доблестнейших козаков; много совершил он под своим атаманством морских походов, но
славнее всех был поход к анатольским берегам. Много набрали они тогда цехинов, дорогой
турецкой габы 35 , киндяков 36 и всяких убранств, но мыкнули горе на обратном пути:
попались, сердечные, под турецкие ядра. Как хватило их с корабля – половина челнов
закружилась и перевернулась, потопивши не одного в воду, но привязанные к бокам камыши

35 Габа – белое турецкое сукно.

36 Киндяк – ткань.