Page 48 - Тарас Бульба
P. 48
спасли челны от потопления. Балабан отплыл на всех веслах, стал прямо к солнцу и через то
сделался невиден турецкому кораблю. Всю ночь потом черпаками и шапками выбирали они
воду, латая пробитые места; из козацких штанов нарезали парусов, понеслись и убежали от
быстрейшего турецкого корабля. И мало того что прибыли безбедно на Сечу, привезли еще
златошвейную ризу архимандриту Межигорского киевского монастыря и на Покров, что на
Запорожье, оклад из чистого серебра. И славили долго потом бандуристы удачливость
козаков. Поникнул он теперь головою, почуяв предсмертные муки, и тихо сказал: «Сдается
мне, паны-браты, умираю хорошею смертью: семерых изрубил, девятерых копьем исколол.
Истоптал конем вдоволь, а уж не припомню, скольких достал пулею. Пусть же цветет вечно
Русская земля!..» И отлетела его душа.
Козаки, козаки! не выдавайте лучшего цвета вашего войска! Уже обступили Кукубенка,
уже семь человек только осталось изо всего Незамайковского куреня; уже и те отбиваются
через силу; уже окровавилась на нем одежда. Сам Тарас, увидя беду его, поспешил на
выручку. Но поздно подоспели козаки: уже успело ему углубиться под сердце копье прежде,
чем были отогнаны обступившие его враги. Тихо склонился он на руки подхватившим его
козакам, и хлынула ручьем молодая кровь, подобно дорогому вину, которое несли в
склянном сосуде из погреба неосторожные слуги, поскользнулись тут же у входа и разбили
дорогую сулею: все разлилось на землю вино, и схватил себя за голову прибежавший хозяин,
сберегавший его про лучший случай в жизни, чтобы если приведет бог на старости лет
встретиться с товарищем юности, то чтобы помянуть бы вместе с ним прежнее, иное время,
когда иначе и лучше веселился человек… Повел Кукубенко вокруг себя очами и проговорил:
«Благодарю бога, что довелось мне умереть при глазах ваших, товарищи! Пусть же после нас
живут еще лучшие, чем мы, и красуется вечно любимая Христом Русская земля!» И вылетела
молодая душа. Подняли ее ангелы под руки и понесли к небесам. Хорошо будет ему там.
«Садись, Кукубенко, одесную меня! – скажет ему Христос, – ты не изменил товариществу,
бесчестного дела не сделал, не выдал в беде человека, хранил и сберегал мою церковь». Всех
опечалила смерть Кукубенка. Уже редели сильно козацкие ряды; многих, многих храбрых
уже недосчитывались; но стояли и держались еще козаки.
– А что, паны? – перекликнулся Тарас с оставшимися куренями. – Есть ли еще порох в
пороховницах? Не иступились ли сабли? Не утомилась ли козацкая сила? Не погнулись ли
козаки?
– Достанет еще, батько, пороху! Годятся еще сабли; не утомилась козацкая сила; не
погнулись еще козаки!
И рванулись снова козаки так, как бы и потерь никаких не потерпели. Уже три только
куренных атамана осталось в живых. Червонели уже всюду красные реки; высоко гатились
мосты из козацких и вражьих тел. Взглянул Тарас на небо, а уж по небу потянулась вереница
кречетов. Ну, будет кому-то пожива! А уж там подняли на копье Метелыцю. Уже голова
другого Пысаренка, завертевшись, захлопала очами. Уже подломился и бухнулся о землю
начетверо изрубленный Охрим Гуска. «Ну!» – сказал Тарас и махнул платком. Понял тот
знак Остап и ударил сильно, вырвавшись из засады, в конницу. Не выдержали сильного
напору ляхи, а он их гнал и нагнал прямо на место, где были убиты в землю копья и обломки
копьев. Пошли спотыкаться и падать кони и лететь через их головы ляхи. А в это время
корсунцы, стоявшие последние за возами, увидевши, что уже достанет ружейная пуля,
грянули вдруг из самопалов. Все сбились и растерялись ляхи, и приободрились козаки. «Вот
и наша победа!» – раздались со всех сторон запорожские голоса, затрубили в трубы и
выкинули победную хоругвь. Везде бежали и крылись разбитые ляхи. «Ну, нет, еще не
совсем победа!» – сказал Тарас, глядя на городские ворота, и сказал он правду.
Отворились ворота, и вылетел оттуда гусарский полк, краса всех конных полков. Под
всеми всадниками были все как один бурые аргамаки. Впереди других понесся витязь всех
бойчее, всех красивее. Так и летели черные волосы из-под медной его шапки; вился
завязанный на руке дорогой шарф, шитый руками первой красавицы. Так и оторопел Тарас,
когда увидел, что это был Андрий. А он между тем, объятый пылом и жаром битвы, жадный