Page 56 - Тарас Бульба

уже толкнул ногою Янкеля.
– Вставай, жид, и давай твою графскую одежду.
В минуту оделся он; вычернил усы, брови, надел на темя маленькую темную
шапочку, – и никто бы из самых близких к нему козаков не мог узнать его. По виду ему
казалось не более тридцати пяти лет. Здоровый румянец играл на его щеках, и самые рубцы
придавали ему что-то повелительное. Одежда, убранная золотом, очень шла к нему.
Улицы еще спали. Ни одно меркантильное существо еще не показывалось в городе с
коробкою в руках. Бульба и Янкель пришли к строению, имевшему вид сидящей цапли. Оно
было низкое, широкое, огромное, почерневшее, и с одной стороны его выкидывалась, как
шея аиста, длинная узкая башня, на верху которой торчал кусок крыши. Это строение
отправляло множество разных должностей: тут были и казармы, и тюрьмы, и даже
уголовный суд. Наши путники вошли в ворота и очутились среди пространной залы, или
крытого двора. Около тысячи человек спали вместе. Прямо шла низенькая дверь, перед
которой сидевшие двое часовых играли в какую-то игру, состоявшую в том, что один
другого бил двумя пальцами по ладони. Они мало обратили внимания на пришедших и
поворотили головы только тогда, когда Янкель сказал:
– Это мы; слышите, паны? это мы.
– Ступайте! – говорил один из них, отворяя одною рукою дверь, а другую подставляя
своему товарищу для принятия от него ударов.
Они вступили в коридор, узкий и темный, который опять привел их в такую же залу с
маленькими окошками вверху.
– Кто идет? – закричало несколько голосов; и Тарас увидел порядочное количество
гайдуков в полном вооружении. – Нам никого не велено пускать.
– Это мы! – кричал Янкель. – Ей-богу, мы, ясные паны.
Но никто не хотел слушать. К счастию, в это время подошел какой-то толстяк, который
по всем приметам казался начальником, потому что ругался сильнее всех.
– Пан, это ж мы, вы уже знаете нас, и пан граф еще будет благодарить.
– Пропустите, сто дьяблов чертовой матке! И больше никого не пускайте! Да саблей
чтобы никто не скидал и не собачился на полу…
Продолжения красноречивого приказа уже не слышали наши путники.
– Это мы… это я… это свои! – говорил Янкель, встречаясь со всяким.
– А что, можно теперь? – спросил он одного из стражей, когда они наконец подошли к
тому месту, где коридор уже оканчивался.
– Можно; только не знаю, пропустят ли вас в самую тюрьму. Теперь уже нет Яна:
вместо его стоит другой, – отвечал часовой.
– Ай, ай! – произнес тихо жид. – Это скверно, любезный пан!
– Веди! – произнес упрямо Тарас.
Жид повиновался.
У дверей подземелья, оканчивавшихся кверху острием, стоял гайдук с усами в три
яруса. Верхний ярус усов шел назад, другой прямо вперед, третий вниз, что делало его очень
похожим на кота.
Жид съежился в три погибели и почти боком подошел к нему:
– Ваша ясновельможность! Ясновельможный пан!
– Ты, жид, это мне говоришь?
– Вам, ясновельможный пан!
– Гм… А я просто гайдук! – сказал трехъярусный усач с повеселевшими глазами.
– А я, ей-богу, думал, что это сам воевода. Ай, ай, ай!.. – при этом жид покрутил
головою и расставил пальцы. – Ай, какой важный вид! Ей-богу, полковник, совсем
полковник! Вот еще бы только на палец прибавить, то и полковник! Нужно бы пана посадить
на жеребца, такого скорого, как муха, да и пусть муштрует полки!
Гайдук поправил нижний ярус усов своих, причем глаза его совершенно развеселились.
– Что за народ военный! – продолжал жид. – Ох, вей мир, что за народ хороший!