Page 26 - Детство. Отрочество. После бала

этому дню подарки, мне пришло в голову написать ей стихи на этот случай, и я тотчас же
прибрал два стиха с рифмами, надеясь также скоро прибрать остальные. Я решительно не
помню, каким образом вошла мне в голову такая странная для ребенка мысль, но помню, что
она мне очень нравилась и что на все вопросы об этом предмете я отвечал, что непременно
поднесу бабушке подарок, но никому не скажу, в чем он будет состоять.
Против моего ожидания, оказалось, что, кроме двух стихов, придуманных мною
сгоряча, я, несмотря на все усилия, ничего дальше не мог сочинить. Я стал читать стихи,
которые были в наших книгах; но ни Дмитриев, ни Державин не помогли мне – напротив,
они еще более убедили меня в моей неспособности. Зная, что Карл Иваныч любил списывать
стишки, я стал потихоньку рыться в его бумагах и в числе немецких стихотворений нашел
одно русское, принадлежащее, должно быть, собственно его перу.

Г-же Л… Петровской. 1828. 3 июни

Помните близко,
Помните далеко,
Помните моего
Еще отнине и до всегда,
Помните еще до моего гроба,
Как верен я любить имею.

Карл Мауер
Стихотворение это, написанное красивым круглым почерком на тонком почтовом
листе, понравилось мне по трогательному чувству, которым оно проникнуто; я тотчас же
выучил его наизусть и решился взять за образец. Дело пошло гораздо легче. В день именин
поздравление из двенадцати стихов было готово, и, сидя за столом в классной, я
переписывал его на веленевую бумагу.
Уже два листа бумаги были испорчены… не потому, чтобы я думал что-нибудь
переменить в них: стихи мне казались превосходными; но с третьей линейки концы их
начинали загибаться кверху все больше и больше, так что даже издалека видно было, что это
написано криво и никуда не годится.
Третий лист был так же крив, как и прежние; но я решился не переписывать больше. В
стихотворении своем я поздравлял бабушку, желал ей много лет здравствовать и заключал
так:

Стараться будем утешать
И любим, как родную мать.

Кажется, было бы очень недурно, но последний стих как-то странно оскорблял мой
слух.
– И лю-бим, как родну-ю мать, – твердил я себе под нос. – Какую бы рифму вместо
мать? играть? кровать?.. Э, сойдет! все лучше карл-иванычевых!
И я написал последний стих. Потом в спальне я прочел вслух все свое сочинение с
чувством и жестами. Были стихи совершенно без размера, но я не останавливался на них;
последний же еще сильнее и неприятнее поразил меня. Я сел на кровать и задумался…
«Зачем я написал: как родную мать? ее ведь здесь нет, так не нужно было и поминать
ее; правда, я бабушку люблю, уважаю, но все она не то… зачем я написал это, зачем я
солгал? Положим, это стихи, да все-таки не нужно было».
В это самое время вошел портной и принес новые полуфрачки.
– Ну, так и быть! – сказал я в сильном нетерпении, с досадой сунул стихи под подушку
и побежал примеривать московское платье.
Московское платье оказалось превосходно: коричневые полуфрачки с бронзовыми