Page 44 - Детство. Отрочество. После бала

просто удивительно. И еще знаешь ли что? когда я лежу и думаю о ней, бог знает отчего
делается грустно и ужасно хочется плакать.
Володя пошевелился.
– Только одного я бы желал, – продолжал я, – это – чтобы всегда с ней быть, всегда ее
видеть, и больше ничего. А ты влюблен? признайся по правде, Володя.
Странно, что мне хотелось, чтобы все были влюблены в Сонечку и чтобы все
рассказывали это.
– Тебе какое дело? – сказал Володя, поворачиваясь ко мне лицом, – может быть.
– Ты не хочешь спать, ты притворялся! – закричал я, заметив по его блестящим глазам,
что он нисколько не думал о сне, и откинул одеяло. – Давай лучше толковать о ней. Не
правда ли, что прелесть?.. такая прелесть, что скажи она мне: «Николаша! выпрыгни в окно
или бросься в огонь», ну, вот, клянусь! – сказал я, – сейчас прыгну, и с радостью. Ах, какая
прелесть! – прибавил я, живо воображая ее перед собою, и, чтобы вполне наслаждаться этим
образом, порывисто перевернулся на другой бок и засунул голову под подушки. – Ужасно
хочется плакать, Володя.
– Вот дурак! – сказал он, улыбаясь, и потом, помолчав немного: – Я так совсем не так,
как ты: я думаю, что, если бы можно было, я сначала хотел бы сидеть с ней рядом и
разговаривать…
– А! так ты тоже влюблен? – перебил я его.
– Потом, – продолжал Володя, нежно улыбаясь, – потом расцеловал бы ее пальчики,
глазки, губки, носик, ножки – всю бы расцеловал…
– Глупости! – закричал я из-под подушек.
– Ты ничего не понимаешь, – презрительно сказал Володя.
– Нет, я понимаю, а вот ты не понимаешь и говоришь глупости, – сказал я сквозь слезы.
– Только плакать-то уж незачем. Настоящая девочка!

Глава XXV
Письмо

Шестнадцатого апреля, почти шесть месяцев после описанного мною дня, отец вошел к
нам на верх, во время классов, и объявил, что нынче в ночь мы едем с ним в деревню. Что-то
защемило у меня в сердце при этом известии, и мысль моя тотчас же обратилась к матушке.
Причиною такого неожиданного отъезда было следующее письмо.

Петровское, 12 апреля.
«Сейчас только, в десять часов вечера, получила я твое доброе письмо, от 3 апреля, и,
по моей всегдашней привычке, отвечаю тотчас же. Федор привез его еще вчера из города, но
так как было поздно, он подал его Мими нынче утром. Мими же, под предлогом, что я была
нездорова и расстроена, не давала мне его целый день. У меня точно был маленький жар, и,
признаться тебе по правде, вот уж четвертый день, что я не так-то здорова и не встаю с
постели.
Пожалуйста, не пугайся, милый друг: я чувствую себя довольно хорошо и, если Иван
Васильевич позволит, завтра думаю встать.
В пятницу на прошлой неделе я поехала с детьми кататься; но подле самого выезда на
большую дорогу, около того мостика, который всегда наводил на меня ужас, лошади завязли
в грязи. День был прекрасный, и мне вздумалось пройтись пешком до большой дороги,
покуда вытаскивали коляску. Дойдя до часовни, я очень устала и села отдохнуть, а так как,
покуда собирались люди, чтоб вытащить экипаж, прошло около получаса, мне стало
холодно, особенно ногам, потому что на мне были ботинки на тонких подошвах и я их
промочила. После обеда я почувствовала озноб и жар, но, по заведенному порядку,
продолжала ходить, а после чаю села играть с Любочкой в четыре руки. (Ты не узнаешь ее:
такие она сделала успехи!) Но представь себе мое удивление, когда я заметила, что не могу