Page 45 - Детство. Отрочество. После бала

счесть такта. Несколько раз я принималась считать, но все в голове у меня решительно
путалось, и я чувствовала странный шум в ушах. Я считала: раз, два, три, потом вдруг:
восемь, пятнадцать и главное – видела, что вру, и никак не могла поправиться. Наконец
Мими пришла мне на помощь и почти насильно уложила в постель. Вот тебе, мой друг,
подробный отчет в том, как я занемогла и как сама в том виновата. На другой день у меня
был жар довольно сильный и приехал наш добрый, старый Иван Васильич, который до сих
пор живет у нас и обещается скоро выпустить меня на свет божий. Чудесный старик этот
Иван Васильич! Когда у меня был жар и бред, он целую ночь, не смыкая глаз, просидел
около моей постели, теперь же, так как знает, что я пишу, сидит с девочками в диванной, и
мне слышно из спальни, как он им рассказывает немецкие сказки и как они, слушая его,
помирают со смеху.
La belle Flamande 45 , как ты называешь ее, гостит у меня уже вторую неделю, потому
что мать ее уехала куда-то в гости, и своими попечениями доказывает самую искреннюю
привязанность. Она поверяет мне все свои сердечные тайны. С ее прекрасным лицом,
добрым сердцем и молодостью из нее могла бы выйти во всех отношениях прекрасная
девушка, если б она была в хороших руках; но в том обществе, в котором она живет, судя по
ее рассказам, она совершенно погибнет. Мне приходило в голову, что, если бы у меня не
было так много своих детей, я бы хорошее дело сделала, взяв ее.
Любочка сама хотела писать тебе, но изорвала уже третий лист бумаги и говорит: «Я
знаю, какой папа насмешник: если сделать хоть одну ошибочку, он всем покажет». Катенька
все так же мила, Мими так же добра и скучна.
Теперь поговорим о серьезном: ты мне пишешь, что дела твои идут нехорошо эту зиму
и что тебе необходимо будет взять хабаровские деньги. Мне даже странно, что ты
спрашиваешь на это моего согласия. Разве то, что принадлежит мне, не принадлежит столько
же и тебе?
Ты так добр, милый друг, что из страха огорчить меня скрываешь настоящее
положение своих дел; но я догадываюсь: верно, ты проиграл очень много, и нисколько,
божусь тебе, не огорчаюсь этим; поэтому, если только дело это можно поправить,
пожалуйста, много не думай о нем и не мучь себя напрасно. Я привыкла не только не
рассчитывать для детей на твой выигрыш, но, извини меня, даже и на все твое состояние.
Меня так же мало радует твой выигрыш, как огорчает проигрыш; меня огорчает только твоя
несчастная страсть к игре, которая отнимает у меня часть твоей нежной привязанности и
заставляет говорить тебе такие горькие истины, как теперь, а богу известно, как мне это
больно! Я не перестаю молить его об одном, чтобы он избавил нас… не от бедности (что
бедность?), а от того ужасного положения, когда интересы детей, которые я должна буду
защищать, придут в столкновение с нашими. До сих пор господь исполнял мою молитву: ты
не переходил одной черты, после которой мы должны будем или жертвовать состоянием,
которое принадлежит уже не нам, а нашим детям, или… и подумать страшно, а ужасное
несчастие это всегда угрожает нам. Да, это тяжелый крест, который послал нам обоим
господь!
Ты пишешь мне еще о детях и возвращаешься к нашему давнишнему спору: просишь
меня согласиться на то, чтобы отдать их в учебное заведение. Ты знаешь мое предубеждение
против такого воспитания…
Не знаю, милый друг, согласишься ли ты со мною; но, во всяком случае, умоляю тебя,
из любви ко мне, дать мне обещание, что, покуда я жива и после моей смерти, если богу
угодно будет разлучить нас, этого никогда не будет.
Ты мне пишешь, что тебе необходимо будет съездить в Петербург по нашим делам.
Христос с тобой, мой дружок, поезжай и возвращайся поскорее. Нам всем без тебя так
скучно! Весна чудо как хороша: балконную дверь уж выставили, дорожка к оранжерее

45 Красавица фламандка (фр. ).