Page 27 - Завтра была война...

Глава четвертая

Строго говоря, Зиночка постоянно жила в сладком состоянии легкой влюбленности.
Влюбленность являлась насущной необходимостью, без нее просто невозможно было бы
существовать, и каждое первое сентября, заново возвращаясь в класс, Зиночка срочно
определяла, в кого она будет влюблена в данном учебном году. Выбранный ею объект и не
подозревал, что стал таковым:
Зиночка не усложняла свою жизнь задачей кому-то понравиться — ей вполне хватало
того, что сама она считала себя влюбленной, мечтала о взаимности и страдала от ревности.
Это была прекрасная жизнь в мечтах, но в этом году старый способ себя почему-то не
оправдал, и Зиночка пребывала в состоянии страшного желания куда-то все время бежать и в
то же время оставаться на месте и ждать, ждать нетерпеливо и отчаянно, а чего ждать, она не
знала.
В пятом классе Артем вовсе не был предметом ее тайной любви (он был предметом в
третьем, но не знал этого). Зиночка тогда спасла его от возмездия по страсти к сильным
ощущениям: у нее была такая тяга к страшному — ляпнуть что-то, а потом посмотреть, что
из этого выйдет. Из того опыта ничего доброго не вышло, но зато Зина всласть наревелась и
долгое время ходила в героинях, даже за косы ее дергали сильнее и чаще, чем остальных
девочек. И этого было достаточно, и она не обращала на Артема ровно никакого внимания
еще целых три года, успев заменить косички короткой стрижкой. А на дне рождения вдруг
открыла, что сама, оказывается, стала объектом, что нравится Артему, что он совершенно
особенно смотрит на нее и совершенно особенно с ней говорит.
Это было великое открытие. Зиночка невероятно возгордилась, стала пуще прежнего
вертеться перед встречными зеркалами и испытывать острую потребность в разговорах о том
вечере, о любви, тоске и страданиях. Вот тут-то на нее и наткнулась Валентина Андроновна
и легко выпытала все, правда, все настолько запутанное, что запуталась сама и оставила это
бесперспективное дело.
Все шло просто замечательно, если бы не два десятиклассника, проявившие
энергичный интерес. Один был просто самый красивый парень в школе, которого за красоту
девичье большинство регулярно выбирало старостой класса и который с завидным
постоянством ничего не делал на этом высоком посту. Второй тоже был ничего, и Зиночка
вдруг с ужасом поняла, что на нее свалилось слишком много счастья. Надо было что-то
решать, а решать Зиночка не любила, страдала, убивалась и никогда ничего не решала.
Все всегда решала Искра. Зина выкладывала проблемы, Искра на мгновение сдвигала
брови и выдавала программу. Точную, завершенную, не подлежащую сомнениям. И все
было просто и ясно, но идти к подруге с вопросом, в кого влюбляться, казалось
немыслимым. Искра строго осудила бы прежде всего саму постановку вопроса как явно
скороспелую и отчасти мелкобуржуазную (все, что не было направлено на служение
обществу, Искра считала мелкобуржуазным). А затем последовал бы логичный анализ
собственного Зиночкиного существа, и тут выяснилась бы такая бездна недостатков, которые
Зине предстояло изжить до того, как влюбляться, что сама возможность любви откатилась
бы лет этак на сорок. И Зиночке тогда оставалось бы только плакать, потому что иных
аргументов, кроме слез и полного отсутствия логики, у нее не было.
Дома на совет рассчитывать не приходилось. Зина появилась на свет, когда ее уже не
ждали: через восемь лет после рождения Александры, а старшая, Мария, была совсем уже
взрослой, с двумя детьми, и жила с мужем на Дальнем Востоке. У Александры тоже была
семья, она заходила редко, и Зиночке в ее присутствии было всегда немного не по себе: она
считалась маленькой на все времена. Оставалась мама, вечно занятая своей больницей, в
которой работала старшей операционной сестрой. Но мама — так уж получилось — была
настолько старше, что уже не могла советовать, забыв те времена, когда влюбляются сразу в