Page 82 - Этюды о ученых

орала, а он не понимал, отчего они все так беснуются, и кто-то все тыкал тростью в его
мерлушковую шапку, а он все не понимал и совал полицейским документы, и вот тут опять
остро почувствовал он тоску собственной неустроенности, неприкаянности, почувствовал,
что во всём мире, ежели судить по совести, нет до него никому никакого дела.
– Шпион! Шпион! Бош! – кричали вокруг.
В участке Александр Николаевич устало опустился на скамью и, нимало не заботясь о
своём французском, о произношении и наклонениях, объяснил им, что он не шпион, не
немец никакой, а русский инженер и едет на заводы Крезо, где строится его военная машина,
проект которой, кстати сказать, одобрен комитетом национальной обороны, и комитет этот
уже выдал 50 тысяч франков на постройку…
Всё это случилось зимой 1870 года во французском городишке Шамоне, и речь в
полицейском участке шла об «электролете». Как много сил отнял у него этот проклятый
«электролет»…
Александр Николаевич Лодыгин происходил из Тамбовской губернии, из семьи
устойчиво бедной, что и предрекло его военную карьеру. Он определён был в Воронежский
кадетский корпус, затем поступил в Московское юнкерское училище. И в 1867 году
произведён был в подпоручики. Армейская служба вызывала у него спокойную постоянную
неприязнь. Нет, не отвращение, а именно неприязнь, когда всюду пусть не окружающие, но
ты сам ощущаешь себя лишним, когда мысли твои товарищам непонятны, нелепы, когда
товарищи эти вовсе не товарищи…
Он ушёл в отставку тотчас, как только крючок уставного параграфа перестал его
удерживать. Негодование родственников окончилось полным разрывом с семьёй. Он
совершенно свободен и свободой своей полностью закрепощён. У него нет профессии, нет
ремесла, и кому дело до того, что идеи новых машин и приборов роятся в его мозгу, жалят
непрестанными требованиями деятельности. Молотобоец тульского оружейного завода
Лодыгин задумывает изумительную машину для летания. Она тяжелее воздуха и приводится
в движение электрическими силами. Инженерное управление военного министерства, куда
препровождает Александр Николаевич проект «электролета», оставляет его без внимания,
хотя газеты пишут, что этот геликоптер способен поднять до двух тысяч пудов груза!
Проектом заинтересовалась воюющая с пруссаками Франция, но у Лодыгина нет денег,
чтобы доехать до Парижа. Друг, студент Военно-медицинской академии, с шапкой проходит
по аудиториям, объясняет, зачем нужны деньги. Набралось 98 рублей… Лодыгин уезжает, и
вот новое несчастье: по дороге, в Германии, у него похищают чемодан с чертежами
«электролета». Пытается объяснить все французам, понимая, что все слова его
неубедительны, нелепы. А надо как-то жить, что-то есть, снимать угол. Работает в Париже
слесарем и вечерами восстанавливает по памяти чертежи. Единственный человек, который
сразу ему поверил, – Феликс Турнашон, близкий друг Жюля Верна, командир бригады
аэронавтов, единственный, кто дал тогда ему немножко тепла. И не то печально, что из-за
мерлушковой шапки приняли его в Шамоне за шпиона, а то, что немцы вошли в Париж и
опять, опять никому уже дела нет ни до него, ни до его «электролета»: воздухоплаватели
братья Тиссандье получили патент «на применение электричества в воздушной навигации».
В мозаике проекта «электролета» был один драгоценный камушек: для освещения
летательного аппарата предлагалось использовать электрическую лампочку накаливания.
«Электролет» умер не родившись, лампа осталась.
Накаливанием током занимались англичанин Деви, американец Дрейпер, француз
Шанжи. Лодыгин каким-то чутьём провидца понял, что «изучать опыт», совершенствовать
не надо, что совершенствование – длинный, дремучий, неизвестно куда ведущий путь. Он не
стал блуждать в блужданиях других. Он первый выкачал из стеклянной колбы воздух,
первый пришёл к вакуумной лампе накаливания. Он получает привилегию «на способ и
аппараты дешёвого электрического освещения». Он получает Ломоносовскую премию –
высшую награду Академии наук. Он организует собственное дело – «Русское товарищество
электрического освещения Лодыгин и Кс».