Page 79 - Этюды о ученых

конкретным воплощением его политических взглядов, морали, чести. Не мог быть другим
человек, который публично выступил в 1920 году с протестом по поводу превращения
студентов в штрейкбрехеров во время забастовки транспортных рабочих. Не мог быть
другим человек, который считал, что «моряки спасли честь Франции, прекратив
интервенцию» на Чёрном море. Как злободневно сегодня звучат его слова: «Несомненно, что
с точки зрения духовной культуры без России Европа перестаёт быть Европой, и
сотрудничество с русскими, начатое двести лет назад, приобретает все большее и большее
значение по мере того, как начинают все лучше использоваться неограниченные ресурсы
этой молодой страны, стремящейся к знанию». Эти слова о сотрудничестве он подкрепляет
делами: едет в Москву, встречается с физиками Харькова, читает доклад в Тбилиси. Он был
первым председателем общества «Франция-СССР».
С самых юных лет, с того дня, как слушал он Жореса, громившего обвинителей
Дрейфуса, Ланжевен встал на путь беспощадной борьбы с мракобесием. Ещё на первом
своём международном конгрессе он спорил с немцем Ленардом о кинетической теории газов.
Так и не успели тогда помириться. А потом уже не могли. Другой стала тема спора, когда
Ленард надел повязку со свастикой, когда методологические разногласия превратились в
«теории» «еврейских атомов» и «арийских атомов», когда портрет Гитлера, которому
салютовал Ленард, висел в тюремной камере Ланжевена.
Он не случайно попал в грязную одиночную камеру – председатель Всемирного
антифашистского комитета 1933 года, организатор Комитета бдительности антифашистской
интеллигенции 1935 года, директор прогрессивного журнала «Мысль» 1939 года, первый
французский интеллигент, арестованный гитлеровцами. У его дочки Элен был славный муж,
Жак Соломон – врач, ставший талантливым физиком. Он был коммунистом, как и его жена,
и с первых дней оккупации ушёл в подполье. Когда его арестовали, он сказал совершенно
спокойно:
– Логика говорит за то, что я буду расстрелян. Я читал «Майн кампф» и знаю, на что
могу рассчитывать.
Его мучили долго. Потом расстреляли. 26 сентября 1944 года 72-летний Поль Ланжевен
пришёл к Жаку Дюкло и сказал, что просит принять его в коммунистическую партию на то
место, которое занимал физик Жак Соломон.
После его смерти Ф. Жолио-Кюри сказал: «Ланжевен был одним из наиболее
выдающихся людей современности».

Николай Лобачевский:
«В ГЕОМЕТРИИ Я НАШЁЛ НЕСОВЕРШЕНСТВА»

Не только для гения, для простого смертного что может быть печальнее равнодушия?
Подумать страшно: человек всю жизнь шёл к великой цели, достиг её, поймал свою жар-
птицу, но никого это не интересует: ни коллег, ни друзей, ни жену, сам смысл трудов ото
всех сокрыт, жар-птицу никто не видит, а те, кто и видит, считают, что вряд ли стоит громко
о том говорить. Физика XX века показала нам границы человеческого воображения. Помню,
как Ландау говорил, что некоторые процессы микромира понять можно, а представить себе
нельзя, они не имеют аналогов в макромире, утверждал, что наука отняла у мозга
испытанное оружие сравнений. Оказалось, есть не только нечто тоньше волоса, быстрее
движения века, ярче солнца, есть жидкое твёрдое, существующее исчезающее, невесомое
материальное, частица-волна, нечто неотклоняемое и неостанавливаемое. Все это, если
вдуматься, даже враждебно человеческому разуму, миллионолетняя эволюция которого шла
в милой и привычной простоте мира Эвклида и Ньютона. И наверное, первым