Page 36 - Бегущая по волнам

Понемногу я начал грести, так как океан изменился. Я мог определить юг. Неясно стал
виден простор волн; вдали над ними тронулась светлая лавина востока, устремив яркие
копья наступающего огня, скрытого облаками. Они пронеслись мимо восходящего солнца,
как паруса. Волны начали блестеть; теплый ветер боролся со свежестью; наконец утренние
лучи согнали призрачный мир рассвета, и начался день.
Теперь не было у меня уже той живой связи с ночной сценой, как в момент действия, и
каждая следующая минута несла новое расстояние, – как между поездом и сверкнувшим в
его конце прелестным пейзажем, летящим – едва возник – прочь, в горизонтальную бездну.
Казалось мне, что прошло несколько дней, и я только помнил. Впечатление было разорвано
собственной силой. Это наступление громадного расстояния произошло быстрее, чем ветер
вырывает из рук платок. Тогда я не был способен правильно судить о своем состоянии. Оно
прошло сложный, трудный путь, не повторимый ни при каком возбуждении мысли. Я был
один в шлюпке, греб на юг и, задумчиво улыбаясь, присматривался к воде, как будто ожидал
действительно заметить след маленьких ног Фрези Грант.
Я захотел пить и, так как бочонок для воды оказался пуст, осушил бутылку вина. На
этот раз оно не произвело обыкновенного действия. Мое состояние было ни нормально, ни
эксцессивно – особое состояние, которое не с чем сравнить, разве лишь с выходом из темных
пещер на приветливую траву. Я греб к югу, пристально рассматривая горизонт.
В одиннадцать двадцать утра на горизонте показались косые паруса с кливерами, стало
быть, небольшое судно, шедшее, как указывало положение парусов, к юго-западу при
половинном ветре. Рассмотрев судно в бинокль, я определил, что взяв под нижний угол к
линии его курса, могу встретить его не позднее, чем через тридцать – сорок минут. Судно
было изрядно нагружено, шло ровно, с небольшим креном.
Вскоре я заметил, что меня увидели с его палубы. Судно сделало поворот и стало
двигаться на меня, в то время как я сам греб изо всех сил. На расстоянии далеко хватающего
крика я мог уже различить без бинокля несколько человек, всматривающихся в мою сторону.
Один из них смотрел в зрительную трубу, причем схватил за плечо своего соседа, указывая
ему на меня движением трубы. Появление судна некоторое время казалось мне нереальным;
лишь начав различать лица, я встрепенулся, поняв свое положение. Судно легло в дрейф,
готовясь меня принять; я был от него на расстоянии десяти минут поспешной гребли.
Подплывая, я увидел восемь человек, считая женщину, сидевшую на борту боком, держась за
ванту, и понял по выражению лиц, что все они крайне изумлены.
Когда между мной и шкуной оказалось расстояние, незатруднительное для разговора,
мне не пришлось начать первому. Едва я открыл рот, как с палубы закричали, чтобы я скорее
подплывал. После того, среди сочувственных восклицаний, на дно шлюпки упал брошенный
матросом причал, и я продел его в носовое кольцо.
– Все потонули, кроме вас? – сказал долговязый шкипер, в то время как я ступал на
спущенный веревочный трап.
– Сколько дней в море? – спросил матрос.
– Не набрасывайтесь на пищу! – испуганно заявила женщина. Она оказалась молодой
девушкой; ее левый глаз был завязан черным платком. Здоровый голубой глаз смотрел на
меня с ужасом и упоением.
Я ответил, когда ступил на палубу, причем случайно пошатнулся и был немедленно
подхвачен.
– Мой случай – совершенно особый, – сказал я. – Позвольте мне сесть. – Я сел на
быстро подставленное опрокинутое ведро. – Куда вы плывете?
– Он не так слаб! – заметил шкипер.
– Мы держим в Гель-Гью, – сообщил одинокий голубой глаз. – Теперь вы в
безопасности. Я принесу виски.
Я осмотрел этих славных людей. Они переживали событие. Лишь спустя некоторое
время они освоились с моим присутствием, сильно их волновавшим, и мы начали
объясняться.