Page 48 - Бегущая по волнам

– Это мне нравится! Вы, вы, вы! – верите или нет?! Я безусловно верю и скажу –
почему.
– Я думаю, что это могло быть, – сказал я.
– Нет, вы опять шутите. Я верю потому, что от этой истории хочется что-то сделать.
Например, стукнуть кулаком и сказать: „Да, человека не понимают“.
– Кто не понимает?
– Все. И он сам не понимает себя.
Разговор был прерван появлением матроса, пришедшего за огнем для трубки. „Скоро
ваш отдых“, – сказал он мне и стал копаться в углях. Я вышел, заметив, как пристально
смотрела на меня девушка, когда я уходил. Что это было? Отчего так занимала ее история,
одна половина которой лежала в тени дня, а другая – в свете ночи?
Перед прибытием в Гель-Гью я сидел с матросами и узнал от них, что никто из моих
спасителей ранее в этом городе не был. В судьбе малых судов типа „Нырка“ случаются
одиссеи в тысячу и даже в две и три тысячи миль – выход в большой свет. Прежний капитан
„Нырка“ был арестован за меткую стрельбу в казино „Фортуна“. Проктор был владельцем
„Нырка“ и половины шкуны „Химена“. После ареста капитана он сел править „Нырком“ и
взял фрахт в Гель-Гью, не смущаясь расстоянием, так как хотел поправить свои денежные
обстоятельства.

Глава XXI

В десять часов вечера показался маячный огонь; мы подходили к Гель-Гью.
Я стоял у штирборта с Проктором и Больтом, наблюдая странное явление. По мере того
как усиливалась яркость огня маяка, верхняя черта длинного мыса, отделяющего гавань от
океана, становилась явственно видной, так как за ней плавал золотистый туман – обширный
световой слой. Явление это свойственное лишь большим городам, показалось мне
чрезмерным для сравнительно небольшого Гель-Гью, о котором я слышал, что в нем
пятьдесят тысяч жителей. За мысом было нечто вроде желтой зари. Проктор принес трубу,
но не рассмотрел ничего, кроме построек на мысе, и высказал предположение, не есть ли это
отсвет большого пожара.
– Однако нет дыма, – сказала подошедшая Дэзи. – Вы видите, что свет чист; он почти
прозрачен.
В тишине вечера я начал различать звук, неопределенный, как бормотание; звук с
припевом, с гулом труб, и я вдруг понял, что это – музыка. Лишь я открыл рот сказать о
догадке, как послышались далекие выстрелы, на что все тотчас обратили внимание.
– Стреляют и играют! – сказал Больт. – Стреляют довольно бойко.
В это время мы начали проходить маяк.
– Скоро узнаем, что оно значит, – сказал Проктор, отправляясь к рулю, чтобы ввести
судно на рейд. Он сменил Тоббогана, который немедленно подошел к нам, тоже выражая
удивление относительно яркого света и стрельбы.
Судно сделало поворот, причем паруса заслонили открывшуюся гавань. Все мы
поспешили на бак, ничего не понимая, так были удивлены и восхищены развернувшимся
зрелищем, острым и прекрасным во тьме, полной звезд.
Половина горизонта предстала нашим глазам в блеске иллюминации. В воздухе висела
яркая золотая сеть; сверкающие гирлянды, созвездия, огненные розы и шары электрических
фонарей были, как крупный жемчуг среди золотых украшений. Казалось, стеклись сюда огни
всего мира. Корабли рейда сияли, осыпанные белыми лучистыми точками. На барке, черной
внизу, с освещенной, как при пожаре, палубой вертелось, рассыпая искры, огненное,
алмазное колесо, и несколько ракет выбежали из-за крыш на черное небо, где, медленно
завернув вниз, потухли, выронив зеленые и голубые падучие звезды. В это же время стала
явственно слышна музыка; дневной гул толпы, доносившийся с набережной, иногда
заглушал ее, оставляя лишь стук барабана, а потом отпускал снова, и она отчетливо