Page 50 - Бегущая по волнам
P. 50

нет; только у нас по случаю столетия основания города. Поняли? Девушка недурна. Давайте
               ее сюда, она споет и станцует. Бедняжка, как пылают ее глазенки! А что, вы не украли ее? Я
               вижу, что она намерена прокатиться.
                     – Нет, нет! – закричала Дэзи.
                     – Жаль, что нас разъединяет вода, – сказал Тоббоган, я бы показал вам новую красивую
               маску.
                     – Вы, что же, не понимаете карнавальных шуток? – спросил пьяный толстяк. – Ведь это
               шутка!
                     – Я…  я…  понимаю  карнавальные  шутки,  –  ответил  Тоббоган  нетвердо,  после
               некоторого молчания, – но понимаю еще, что слышал такие вещи без всякого карнавала, или
               как там оно называется.
                     – От  души  вас  жалеем!  –  закричали  женщины.  –  Так  вы  присматривайте  за  своей
               душечкой!
                     – На  память!  –  вскричал  красный  камзол.  Он  размахнулся  и  серпантинная  лента
               длинной спиралью опустилась на руку Дэзи, схватившей ее с восторгом. Она повернулась,
               сжав в кулаке ленту, и залилась смехом.
                     Меж  тем  компания  на  шлюпке  удалилась,  осыпая  нас  причудливыми  шуточными
               проклятиями и советуя поспешить на берег.
                     – Вот какое дело! – сказал Проктор, скребя лоб. Дэзи уже не было с нами.
                     – Конечно. Пошла одеваться, – заметил Больт. – А вы, Тоббоган?
                     – Я  тоже  поеду,  –  медленно  сказал  Тоббоган,  размышляя  о  чем-то.  –  Надо  ехать.
               Должно быть, весело; а уж ей будет совсем хорошо.
                     – Отправляйтесь, – решил Проктор, – а я с ребятами тоже посижу в баре. Надеюсь, вы с
               нами? Помните о ночлеге. Вы можете ночевать на „Нырке“, если хотите.
                     – Если  будет  необходимость,  –  ответил  я,  не  зная  еще,  что  может  быть,  –  я
               воспользуюсь вашей добротой. Вещи я оставлю пока у вас.
                     – Располагайтесь, как дома, – сказал Проктор. – Места хватит.
                     После  того  все  весело  и  с  нетерпением  разошлись  одеваться.  Я  понимал,  что
               неожиданно  создавшееся,  после  многих  дней  затерянного  пути  в  океане,  торжественное
               настроение ночного праздника требовало выхода, а потому не удивился единогласию этой
               поездки. Я видел карнавал в Риме и Ницце, но карнавал поблизости тропиков, перед лицом
               океана,  интересовал  и  меня.  Главное  же,  я  знал  и  был  совершенно  убежден  в  том,  что
               встречу  Биче  Сениэль,  девушку,  память  о  которой  лежала  во  мне  все  эти  дни  светлым  и
               неясным движением мыслей.
                     Мне пришлось собираться среди матросов, а потому мы взаимно мешали друг другу. В
               тесном кубрике, среди раскрытых сундуков, едва было где повернуться. Больт взял взаймы у
               Перлина. Чеккер у Смита. Они считали деньги и брились наспех, пеня лицо куском мыла.
               Кто  зашнуровывал  ботинки,  кто  считал  деньги.  Больт  поздравил  меня  с  прибытием,  и  я,
               отозвав его, дал ему пять золотых на всех. Он сжал мою руку, подмигнул, обещал удивить
               товарищей громким заказом в гостинице и лишь после того открыть, в чем секрет.
                     Напутствуемый  пожеланиями  веселой  ночи,  я  вышел  на  палубу,  где  стояла  Дэзи  в
               новом  кисейном  платье  и  кружевном  золотисто-сером  платке,  под  руку  с  Тоббоганом,  на
               котором  мешковато  сидел  синий  костюм  с  малиновым  галстуком;  между  тем  его
               правильному, загорелому лицу так шел раскрытый ворот просмоленной парусиновой блузы.
               Фуражка  с  ремнем  и  золотым  якорем  окончательно  противоречила  галстуку,  но  он  так
               счастливо  улыбался,  что  мне  не  следовало  ничего  замечать.  Гремя  каблуками,  выполз  из
               каюты  и  Проктор;  старик  остался  верен  своей  поношенной  чесучовой  куртке  и  голубому
               платку  вокруг  шеи;  только  его  белая  фуражка  с  черным  прямым  козырьком  дышала
               свежестью материнской заботы Дэзи.
                     Дэзи волновалась, что я заметил по ее стесненному вздоху, с каким оправила она рукав,
               и нетвердой улыбке. Глаза ее блестели. Она была не совсем уверена, что все хорошо на ней.
               Я сказал:
   45   46   47   48   49   50   51   52   53   54   55